Принесли вино. Они пригубили и не знали, о чём говорить. У Екатерины были толстые красные пальцы. Кем она работает, интересно? Посудомойкой? Они вспомнили последние работы, которые им запомнились на фотосайте. Принесли канапе. Какое правильное лицо у неё, в молодости была королевой красоты, не иначе. В глубине зала прошёл директор и скрылся в служебных помещениях за плотными красными шторами. Екатерина заметила, что эти шторы совсем как в фильмах у режиссёра Дэвида Линча. Да, действительно. Ещё бы карлика сюда для полноты. Принесли валованы. Вадим спросил, довольна ли она своей камерой. Более чем – отвечала она – но оптики, как всегда, не хватает. Она берёт объективы у своего сожителя, и он каждый раз напрягается по этому поводу. Оптика – дело интимное, у каждого должна быть своя. Как зубные щётки. Принесли тарталетки и грибной кокот. Прямо над ними в потолок была встроена звуковая колонка, мелодии громко сменялись, одна ужаснее другой. Они дружно морщились. Обсудили последний альбом Ника Кейва – не тот уж Кейв, что раньше, не тот. Хотя всё равно хорош. Принесли сыр с виноградом и зелёный чай. Екатерина глянула на часы и сказала, что ей пора. Поздравила ещё раз Вадима, поблагодарила за приглашение и ушла.
Она как раз сворачивала к выходу из зала, когда включили «Владимирский централ» – самый яркий символ ненавистной Вадиму культуры, грубой, примитивной, самодовольной, и тем более невыносимой, что в ней сквозила та самая тоска, которую он считал привилегией развитого человека. Как будто дорогую частичку твоей души выставили напоказ, отупили, вываляли в грязи, и теперь пьяные уголовники пляшут с ней в обнимку. И действительно: компания за дальним столом встала и хором подпевала, положив друг другу руки на плечи. Вадим презрительно цедил чай и шептал: мерзость, мерзость, мерзость.
9. Шестьдесят тысяч лет
– Здравствуйте! – к нему подошла девочка с каштановой чёлкой. Вежливая улыбка, два больших зубика. – Вы Вадим? Тот самый фотограф, который в вестибюле? Можно, я с вами посижу?
Вадим пожал плечом – садись, мол, если хочешь. Он даже не слишком удивился детскому вниманию – глухая злоба ко всему вокруг притупляла чувства.
– Вадим, что вам нужно для счастья?
– Чтобы выключили эту мерзость.
– Ок.
Девочка не переспрашивала, какую мерзость он имеет в виду – музыку, ТВ или, может быть, слишком яркий свет. Песня оборвалась на полуслове. Компания за дальним столом затихла и двигала стульями, рассаживаясь по местам. Осталась только возбуждённая речь комментатора по телевизору, возгласы болельщиков у стойки, стук вилок о тарелки. Наконец-то, – кивнул Вадим.
