Моя дочь одновременно осуществила целых два эволюционных скачка: во-первых, она научилась перелезать через стенки детской кроватки, а во-вторых, она заговорила. И тотчас же начала использовать оба навыка, чтобы добиться одной из самых важных для ребенка целей — подольше не ложиться спать.
Я укрыл ее одеяльцем, спел колыбельную и пожелал спокойной ночи, но, едва переступив порог, услышал за спиной топот. Она явно направлялась вместе со мной в гостиную.
— Нет, — сказал я, — тебе пора спать. Быстро в кроватку!
Она посмотрела на меня и покачала головой.
— Кака, — пролепетала она и показала на подгузник.
Я раскусил ее хитрость на лету и сперва даже испытал гордость за моего изобретательного ребенка. Это была ее первая ложь. Она едва успела сказать первое в своей жизни слово, как тут же попыталась меня обхитрить — и все это лишь затем, чтобы подольше не ложиться спать. Сознательно ли она это сделала, сказать сложно. Возможно, она просто неосознанно попыталась воспроизвести ситуацию, в которой, как она помнила, ее доставали из кроватки. И тем не менее я сразу же подумал: «Да ты хитришь! Молодец, попытка засчитана!»
Дочка стала еще больше напоминать обычного среднестатистического человека. Она сделала шаг в сторону стандартного акта коммуникации, в котором задействуются язык, понятия и утверждения. Ее ложь — пусть даже и неосознанная — стала началом бесконечного путешествия по двум мирам, миру слов и миру понятий. Миры эти соотносятся друг с другом, но только отчасти, оставляя пространство для множества дополнительных смыслов. Может статься, через двадцать лет я буду сидеть у нее в гостях, и дочь воскликнет: «Ой, совсем забыла! Мне же нужно срочно забрать вещи из химчистки!» И это будет правдой, но сообщит она об этом лишь затем, чтобы побыстрее меня выпроводить. Или она вдруг скажет: «Ух ты, ну и темнотища на улице!» — просто потому, что устала и ей хочется, чтобы я поскорее ушел. Наши будни полны высказываний, цель которых отличается от содержания самого высказывания.
В эссе «После Вавилона» философ Джордж Стайнер доказывает, что ложь — ключевое понятие цивилизации и языка. В логике и философии, берущих начало в трудах христианских стоиков, ложь определяется как нечто неистинное, «то, что не является фактом», и считается обратной, теневой стороной языка. Древние философы и мыслители мечтали о создании ясного и прозрачного языка, который служил бы для изложения истинных фактов и достоверной информации. Но, по мнению Стайнера, воротить эти мечты можно лишь на семинарах по логике и лингвистике. В реальности же мы находим языку самое разное применение: он служит нам, чтобы строить догадки, создавать образы других и свой собственный, выражать намерения, вступать в альянсы, проявлять интерес или оскорблять друг друга.
