Завидел Дурень свет под полом; поднял половицу, глядь: а там и сидит сила нечистая, не к ночи сказать, и занимается работою, хоть бы в нору заморскому боярину, потасовывает да подсовывает…. Два то чорта там были точно братья родимые похожи друг на друга, как две капли-вина не русские, и зовут друг друга одинаким имянем; инда Дурень подивился такому сходству, хоть бы ему Дурню дивиться и последовало. Один из них бумажки мечет на стол писаные, а другой заглянет к тому, что близко него сидит, да сзади побратиму чорту пальцами штуки и выкидывает.
Смотрел-смотрел Дурень и диву дался, чего они пострелы распотешились! Иной загнет угол у ярлыка крашеного да и бряк на стол, а тот, кто супротив стоит, покинет свои ярлыки на ту на другую сторону да и молвит: убито!.. и этот, что ярлык загибал, начнет драть сам себя за волосы… Уж лучше, думает Дурень, он бы знал загибал, а таскать-то себя другому-б велел, а то что одному и за тем и за этим маяться.
Заглянул Дурень подалее, видит дело не шутка, чуть ли и впрямь не караул кричать: понакидано у них, у силы нечистой, золото грудами и вот так по столу и похаживает, то тот, то этот к себе прогребет, пусто их знает, какой тут расчет!
Смотрел Дурень, выглядывал, да и молвил подурацки, посвоему: «люди добрые, молодцы скромные, успешной работки честным господам!»
Как воззрилась на него сила нечистая, да как увидала, что это не ихний приспел, кинулась к нему, ну комшить, ну жучить, но бокам отхватывать, ноги ломать да руки вывертывать, как у комедианта ученого… Дурень с испуга незнал что и делать, только начал метаться туда и сюда; насилу-насилу отделался, и то уж не сам, а какой-то петух добрый сжалился, да до поры до время кукореку пропел; все окаянные исчезнули, остался Дурень как перст один и поплелся во свояси.
Пришел домой плачет-рыдает, и себя ругает и чертям спуску не дает.
Спрашивает мать Лукерья, доведывается жена Бабариха, допытывается сестра Чернава: что Дурня разобидело, от чего он Бабин кручинен пришол?
Поразсказал Дурень что с ним приключилося, от чего беда и горе случилося, емуж стало хуже, напали на него, как воробьи на сову денной порой… Ругает вся семья, Лукерья ворчит,
Бабариха сторчит, а Чернава так и рассыпается…
«Да что ты, Дурень, с ума что ли сошел, или ты Бабин до ума не дошел; как ты не смекнул-незаметил, что то были черти, а не люди добрые?.. Тебе, на ту пору, то же бы слово да не так сказать; молвил бы ты необинуючи: будь проклят враг, исчезни, згинь!.. Да три раза бы прибавил: аминь, аминь!. Черти бы проналии-проналилися, а тебе бы Дурню их деньги пригодилися, на целый бы век стало и нам и тебе!»
