Пошел и царевич Иван к Тафуте царю.
– Ну, дети мои милые, на шли ль вы жен себе?
«Нашли, батюшка, и так, как нам стрелами показа по; мы не сделали облыжно перед тобой, а где стрелы упали, там мы и жен себе взяли.»
– Ладно, хорошо, но пока вы ходили стрел да жен искать, я еще кое что придумал, что и вам будет любо и мне хорошо, если недурно выполнить. Скажитеж наперед, любыли жены вам и где вам их Бог послал?
Царевич Мартын хвалил свою невесту до устали, а царевич Мирон вдвое того, только царевич Иван стоит повеся голову и ни слова от горя не вымолвит.
Тафута видит, что он что-то прикручинился, спрашивает: что же ты дитя мое милое, Иван царевич, ничего не скажешь про невесту свою, али неладна пришлась?.. Глупа чтоль, али нема она, али есть у ней какая уродливость?
– «Нет, батюшка-родитель» отвечал царевич Иван «смышленостью-то она таки себе на-уме, дай речиста так, что уж успела мне поразсказать целую прехитрую историю… а лицем, то есть головой-то да туловищем, не так удалась. Да уж дозволь мне ее пока в заперти держать, не-то меня же подымут на смех, а тут моей вины нет никакой.»
Подумал, подумал царь Тафута, что такая за оказия! Да ну, говорит, я прежде ваших жен и смотреть не хочу, а пусть они мне покажут свою девичью смышленость на деле; пусть сработают каждая что я закажу; по их рукоделью я и рассужу, которая жена выйдет умней и какой муж по ней, и чего можно после от них ожидать, чего надеяться.
«Изволь батюшка», сказали в однин голос царевичи Мартын и Мирон «изволь; наши жены не ударят себя лицом в грязь, всякое рукоделье им дело плевое! изволь приказать, что им начать?»
– Да вот, благословясь, на первый раз, пусть они, молвил царь Тафута, пусть они выткут мне но ковру узорчатому, да не дальше, как завтра к вечеру; чтоб работали без лепи, без устали, пусть их сделают!
«Изволь, изволь! заговорили опять два старшие царевича, неважность ковер, хоть будь он разузорчатый… изволь родитель-батюшка; наши жены выткут, как пить дадут!»
– Ну, примолвил Тафута царь, смотрите, не больно ли ваши жены самонадейчивы, так и вы по них, смотрите, не оплошайте с ними; не хвалитесь ехавши на рать, а хвалитесь ехавши с рати уже; похвала молодцу пагуба!.. расскажу я вам побаску на то, хоть не мудрую, а бывалую:
О том, как городской сапожных дел мастер прославился в деревне своею работою. 3-я побаска царя Тафуты
В каком то большом городе, где было народу всякого тьма-тьмущая, умных не початой угол, а дураками хоть пруд прудя, жил был мужичек Михей, малой не совсем глупый, да таки и не умней людей; промышлял он рукодельем, своей смышленой работою: умел он кол обтесать, доску обстрогать, так и взяли его к себе плотники работать заодно, строить палаты брусяные, избы деревянные. Мпхей, как я вам сказал, только тесать да строгать умел, больше не спрашивай, а думалось ему самому, что он в плотиничном деле смышленей и мастера; бывало только и речей от него: «я это, коли захочу, лучше сделаю!» С такой-то манерой, он бывши плохим плотником в столяры задумал идти, а там его в зашей, как увидели, что он и строгать не больно горазд, а еще лезет другим во всем указывать. Потом наш Михей в кузнецы пошел, то есть не то, чтобы какое изделье выковывать, а только молотом стучать по наковальне, подготовлять железо для других, сделать что ни будь из него хитрое; и тут, увидевши, что опытной коваль из куска железа либо подкову скует, либо полосу зараз вытянет, опять-таки начал хвастаться: «если я-де захочу, то лучше сделаю!» да с этим умыслом в слесаря пошел: «вот-де невидаль, железо ковать!.. я и пружины могу делать диковенные!..» ан и тут неудача: по первому приему заметили слесаря, что ему не понутру их работа мудреная и выгнали вон.
