И смудрил же мудрец, над царевичами: Мартына поставил где бояр больше было, а Мирона, где жили купцы богатые, а царевича Ивана, как он по, глупей других, поставил лицем к лесу, где жил простой народ, где пашни были да угодье деревенское.
Вот по команде мудреца-хитреца и стрельнули царевичи: царевич Мартын повыше, а царевич Мирон пониже, а царевич Иван куда Бог послал, да с этим толком в болото и попалч!..
Царевичи увидали, где стрелы упали и пошли отыскивать; царевич Мартын пошел один, а царевич Мирон взял сыщика-разыщика, царевич же Иван и стрелы толком не видал, а смекнув, что она села за лесом, туда и отправился.
Позвольте-ж, люди добрые, приостановиться на минутку и мне грешному, да своей россказни толку дать. Известно вам и ведомо, что одному по трем дорогам нельзя идти, то мы по разным и отправимся; пойдем-же прежде за старшим братом, за Мартыном царевичем…
Идет царевич Мартын, идет один; с толком идет, не останавливаясь; обошел много хором боярских, а все не такие, не того цвета, не так выстроены, где его стрела упала. Ходивши, ходивши долго и пришел к дому чудному: стоит один дом, а два выхода в нем; крыша зеленая, трубы беленые, и дом с узорчатым золоченым навесом, весь из камня белого; окны хрустальные, и не тем они хороши, что стеклы цельные, а тем красивы, что сидит и смотрит в одно из них девица красная, и не то чудно, что смотрит она, а то удивительно, что глядит она в окно, а сама на цимбалах заморских и выигрывает штуки разные хитрые, и поет, как та пташка, что зовут конопляночкой! А лицем она такая бледненькая, будто по-века ждала суженого; а станом она такая тоненькая, что если одной рукой обнять, то можно еще трех таких захватить… Ладно, молвил царевич, тут моя стрела упала! это моя суженая!
Вошел в дом, а его, как жданого, с хлебом-солью встречают, чаркою водки чествуют, говорят слово красное, просят присесть, и скамью, крытую бархатом, становят ему и под ноги скамеечку; и вызывают девицу красную, и она бежит, спешит и садится возле, а несупротив, и сама его расспрашивает, что завело к ним царевича?
– Да вот-де, молвил царевич Мирон, тешился я стрельбой в заповедных лугах батюшкиных и потерял стрелу мою, а она, стрела, мне занадобилась… Так не у вас ли та стрелка моя, благоволите мне ее назад отдать!
«Да,» отвечал старик, отец красной девицы – «да, батюшка царевич наш, стрельнули вы вашей стрелой в окно нашей дочери любимые и изволили вышибить цельное стеклышко; и стрелку ту наша дочь в руки брала и у себя схоронила было, да теперь делать нечего, видно пришлося вам возвратить!»
