— Вот вам, если сами не понимаете.
Ушла и тут же включила на полную мощность репродуктор.
— У нас тоже, — стал я объяснять, — Аграфена Ивановна… Не может без радио… Мы сколько раз ей говорили… У нее муж слепой, а прежде на генералов шил… Мундиры и тому подобное. Она хочет его крысиным ядом… Ха, ха…
А музыка была чудесная, прямо выжимала из меня слезы. Играли скрипки что-то невыносимо печальное.
— Ты только послушай, — сказал я Ольге. — Это не музыка, а настоящее убийство… Из живого человека вырезают сердце…
Все, что я говорил, казалось мне чрезвычайно значительным и умным. Ольга, вероятно, была другого мнения, потому что сказала:
— Тебе надо лечь, ты устал.
Спорить я не стал. Она была хозяйкой, и ее надо было слушаться.
Сперва была полная темнота, потом прорезалось голубое окно.
— Как затемнение, — сказал я.
— Не надо об этом.
— Вот мы и встретились, — сказал я.
— Поздно…
Что было после этого, помню только несвязными кусками. Я хотел подняться на ноги и повалился на койку. Лежал и чему-то смеялся, а Ольга расшнуровывала мои ботинки. Затем укрыла меня одеялом и села рядом. Я целовал ей руки и спрашивал:
— Ты помнишь Гимназическую? На одном доме, на углу, лицо сфинкса. Скульптура…
Невыразимо тоскливо кричала скрипка. Оля о чем-то плакала. Потом Зоя Маленькая выключила радио, и наступила тишина. Ольга легла рядом. Я обнял ее. Она крепко сжала мои руки и сказала строго:
— Лежи смирно, а то я уйду.
— Я противен тебе?
— Нисколько. Но тебе сейчас надо уснуть… Дома-то хватятся?
— Нет, дома никого нет… Оля, милая, я постыдно пьяный.
— Только, ради бога, не переживай. Спи, пожалуйста.
И я уснул. Уснул позорным пьяным сном, прижав к губам Ольгину влажную ладонь.
Утром я проснулся оттого, что кто-то гладил меня по волосам. Светало.
— Ты пойдешь на работу? — спросила Ольга.
Она поставила на стол чашку горячего кофе и кусок хлеба. Мне ничего не хотелось. Страшно болела голова.
— Тебе надо поесть. Обязательно.
— Оля, прости меня, — зашептал я. — Я вел себя как последний идиот.
— Пустяки, — проговорила она. — И не казнись, пожалуйста. Считай, что мы не встречались… Вот твои ботинки.
Ботинки были теплые — это она позаботилась поставить их на обогреватель. Морячок позвал от двери:
— Ты скоро?
— Мы еще увидимся? — спросил я Ольгу.
— Конечно, нет.
— Почему?
— Неужели сам не понимаешь?
Я немного понимал, но мне не хотелось верить этому.
— Иди, а то опоздаешь.
Я обнял ее и крепко поцеловал в губы. Она ответила мне. Последнее, что запомнилось, — какая-то непонятная, жалкая улыбка на ее лице.
