Около Троицкого собора сели на трамвай. Поехали к Нонке. Она оставила меня во дворе, на лавочке, а сама ушла в дом. Ждать пришлось долго. Думал уже, что она забыла обо мне. Начался тихий дождь. Свет из окна освещал мокрые цветы на длинной клумбе. Я встал под развесистый густой вяз — под ним было сухо. За забором отчетливо слышались два голоса — мужской и женский:
— Если мальчик — назовем Игорем. В память о моем отце. А если девочка, как хочешь…
— Если девочка, пусть будет Светлана. Такое красивое имя.
— Пусть будет Светлана…
Нонка вышла на крыльцо, позвала меня.
— Я здесь, — сказал я, выходя на свет.
Нонка развела руками:
— Такая досада — не нашла. Где-то в книгах. Все перерыла.
— Как же ты? — невольно вырвалось у меня.
Голос Нонки сразу напружинился:
— А что изменится, если ты прочтешь? Он пишет, что жив и здоров — это могу сказать тебе и я.
«Что изменится?» Конечно, ничего. И все-таки подумалось: «Какого черта он ее любил?»
Только много позже, в вагоне, когда я прощался с родным городом, внезапно пришла в голову очевидная мысль: «Ведь Нонка тогда наврала: не было никакого знакомого капитана. Спровадила Мушку на другой берег Волги и только». Вот так у меня часто бывает: что мне говорят, принимаю за чистую монету и только потом начинаю понимать, что меня обманули. «Знакомый капитан» — какая все это чепуха…
…Побывал я на Соляной улице. Вот два окна, которые когда-то были нашими. Перед ними рос большой тополь, а через улицу стояла старообрядческая небольшая церковка. Я вошел во двор и заглянул в окна полуподвала. За белой занавеской мерцал свет. Спустился к тете Капе. Она жила в той же комнате, которая прежде была купеческой кухней. Тетя Капа вязала что-то на спицах. Я остановился у порога:
— Не узнаете?
— Никак, Алеша?
— Пришел попрощаться.
— Не забыл старуху? Обожди-ка, самовар поставлю.
— Ничего не надо. Николая нет?
— И его нет, и от него ничего. С первых дней воюет.
Тетя Капа с улыбкой разглядывала меня:
— Чем же мне угостить тебя? Воблу будешь? Помню, ты до нее охотник был.
— Воблу буду.
Как прежде в детстве, я занялся рыбой, а старушка села против меня:
— Как Екатерина Семеновна поживает?
— Маму немцы убили, — ответил я.
Тетя Капа перекрестилась:
— Царство ей небесное. Где же она в войну попала?
Я рассказал, как было дело.
— Значит, ты один теперь… Не женился, поди? Да тебе и рано еще.
— Я попрощаться зашел.
— А я и забыла, старая. Никакой памяти не остается… Ты же мужчина теперь. Ну-ну, с богом.
