Потом она стала размышлять о незнакомце. Что-то он теперь поделывает? Она охотно поухаживала бы и за ним, но, увы, это было невозможно. Он, вероятно, уже пробудился от своего тревожного сна. Но, боже, как пробудился?! В какое время ночи жгучая боль заставила его вскочить? В пылком воображении миссис Браун возникла ясная картина всего происшедшего — ясная, хотя свершилось все в темноте. Как он, должно быть, возился и метался под одеялом, как вскидывались его мощные колени, прежде чем могучий бог сна отпустил его из-под своей власти и позволил вернуться к полному сознанию, как пальцы его непроизвольно теребили разгоряченное горло, всюду размазывая злосчастную припарку. Затем, когда он сел на постели, уже совсем проснувшись (все это она отчетливо видела своим мысленным взором), чувствуя, что на него неизвестно откуда будто снизошел адский огонь, какое отчаяние и гнев он испытал! О, теперь она понимала, теперь она сознавала, что должна была разбудить несчастного, несмотря на все неудобства, которые это принесло бы ей самой. Как он мог поступить, оказавшись в таком положении, или, вернее, как он поступил? Многое из этого она отчетливо представляла: как незнакомец бешено вскочил с постели и, одной рукой все еще держась за горло, другой поспешно схватился за спички, как он зажег свет и бросился к зеркалу. О, какое зрелище ожидало его там! Миссис Браун видела все это в мельчайших подробностях, вплоть до самого крохотного горчичного пятна.
Но она не способна была увидеть, догадаться, как мог поступить человек в таком положении, по крайней мере этот человек. Если бы это был ее муж, он рассказал бы о происшествии жене, и они перетерпели бы все вместе. Есть несчастья, которые огласка только увеличивает, делая несчастных предметом насмешек. Но миссис Браун помнила черты незнакомца, мелькнувшие перед ней в ту минуту, когда она опустила его бороду, и ей казалось, что в них чувствовалась и свирепость, и непоколебимое сознание значимости своей персоны. Обладатель таких качеств не мог смолчать при подобных обстоятельствах. Он поднимет шум, взбесится и созовет весь Париж в свидетели своего мщения!
Однако пока гнев пострадавшего еще не настиг миссис Браун, а времени между тем было уже без четверти пять. Через три четверти часа Брауны должны были сидеть в заказанном ими дилижансе, а спустя еще полчаса — мчаться в Томпсон-холл. Тут она позволила себе помечтать о предстоявших радостях, столь сладостных! Лишь бы они действительно состоялись! Наступивший день был уже 24 декабря, и вечером этого самого дня она должна была сидеть в окружении всех своих дядей и кузенов, любовно держа за руку нового зятя. О, какая перемена! После бесовского стана — рай! Прямо из этой мерзкой комнаты, из этого отвратительного дома, где столь многого следовало опасаться, — в домашнее рождественское благоденствие родного гнезда Томпсонов!
