— Можно к вам?
— Да, да, — торопливо ответил Чевардин, — проходите, раздевайтесь, присаживайтесь.
— Здравствуйте, служивый, никак с фронта? А мы думали — вернулся Иван Андреевич.
Чевардин моргнул солдату, дескать, о брате пока не говорите.
— Ну, какие новости можете рассказать нам? — спросил Чеверев. — Говорят, в Петербурге бастуют рабочие, требуют прекратить войну! Не слыхали?
— Што там говорят, не знаю. А я вот сам видел, — ответил фронтовик, — как солдаты воткнули штыки в землю и вышли из окопов навстречу немцам. Те тоже вышли. Мы встретились, обнимались, руки жали друг другу. Наши кричали: «Братцы! Долой войну!» Немцы тоже что-то кричали. А офицеры с обеих сторон по всем стрельбу открыли.
— М-да-а, — произнес Чеверев, не найдя, что сказать.
Солдат поведал о положении на фронте и настроении воинов.
— Што будет дальше, сказать не могу. Одно ясно: воевать так нельзя.
— Ну, а вы, видимо, вместе сражались с Иваном Андреевичем-то?
— Да. Вот весточку занес.
— Друзья, — прервал беседу Чевардин. — Я хотел, чтобы эту весточку не сразу узнали родные. Но пока жена не вернулась и не собрались все родственники, скажу: Иван в госпитале в тяжелом состоянии.
Глубокий вздох вырвался у гостей. Они долго говорили о своих земляках, пострадавших и погибших на фронте.
Фронтовик уехал в Златоуст, а его рассказ пошел по всем домам и цехам завода.
Весь январь прошел в предчувствии больших событий. Февраль принес разительные новости.
— Вы только послушайте, Василий Андреевич, — говорил начальник почты Разуваев при очередной встрече с Чевардиным, — царь прервал занятия Государственной думы! Чего доброго он еще ее распустит! Я вычитал еще одно любопытное сообщение. Оказывается, в Петербурге женщины громят продовольственные магазины! Еще, еще вам сообщу одну новость, — торопливо тараторил Разуваев, как бы боясь упустить слушателя. — Сегодня нашему купцу Шашкину пришла телеграмма из Петрограда от сына. Он пишет: «Все кончено. Поступай с капиталом, как тебе советовал». Что бы это значило, как вы думаете?
— Право же, не знаю.
— А я думаю: началась революция!
— Да ну?! — будто удивился Чевардин.
— Ей богу! Вот такое у меня предчувствие.
Это предчувствие было не только у Разуваева. Чевардин немедленно послал Евграфа Булыкина к миньярским большевикам.
Утром пятого февраля весть о свержении царя, принесенная из Миньяра, облетела завод, а к вечеру ее уже знал весь поселок.
