— Вы правы, господин инженер. И это делается, вероятно, уже не первый день. Я не обращал внимания на стук в обеденный перерыв. Он был редким. А сегодня подняли такой трезвон, что я невольно заметил. Узаконим это приказом.
Умов разрешил рабочим делать для себя лишь мелкие предметы в строго определенное время и выносить их только по пропускам с отметкой «оплачено».
По воскресеньям санным путем уходили из Сима вереницы подвод в различных направлениях — в Ерал, Илек, Муратовку, Серпиевку и другие деревни. Большевики воспользовались этим. Они вместе с изделиями отправляли листовки о войне, нелегальные газеты и литературу.
* * *
В бане бабушки Волковой прекратилось позвякивание «американки». Иван Мызгин заботливо упаковал печатный станок и вместе со шрифтом вновь отвез его на кладбище к «архангелу-хранителю». Сейчас он сдавал последнюю продукцию Василию Чевардину.
— Ну, Васюха, пора мне снова покинуть родной край. Приказано явиться в распоряжение Уфимского комитета. Куда меня забросит судьба, не знаю. Жалко расставаться, а надо. Чувствую, что приближается тот решительный бой, о котором мы с тобой уже давно проповедуем. Звездочка сообщила, что жандармы усиленно «очищают» промышленные города от «подозрительных элементов». В верхах началась министерская чехарда. За два года войны сменилось четыре председателя Совета Министров. Наши именуют этот совет «Кувырк-коллегией». В царском доме, говорят, заправляет «божий посланник» — пройдоха Распутин. Министры не довольны. Нарушилось «единение» царя с капиталистами. Верхи шатаются. Низы бунтуют. Растут забастовки. Началось дезертирство из армии. Вот, брат, какие дела-то завариваются. Я заметил, что и здесь уже начинает «попахивать порохом». Госпиталь-то отсюда увезли. Видать, крепко вы в нем поработали. Спасают воинов от большевистской «заразы». В Симе появились «крысы с тонущего корабля». Я видел купеческого сына Шашкина. Такой расфранченный офицеришка! Приезжал, видимо, сообщить отцу, что его капиталам грозит опасность. Еще заметил, что в Симе появились люди в серых и зеленых шинелях без оружия.
— Люди в шинелях? В зеленых-то военнопленные, а в серых, наверно, дезертиры. Сюда пригнали около сотни мадьяр. Поместили их на Канавной улице в Ширшовском доме, — пояснил Чевардин. — Сдали их под надзор полиции и заставили работать на заводе в сборочном цехе. Народ встретил их по-разному. Одни грозились убить. Особенно женщины кричали: «А-а, ироды! Попались? Ну мы вам здесь морды раскрасим!» Конвоиры едва сдерживали напор в тот день, когда их привели со станции. Другие защищали: «Причем тут солдаты? Они сами-то не пошли бы воевать, их принудили».
