— Вы заметили, у нашего Петра Фирсовича любимое выражение: «в таком сочетании»?
Егор расхохотался:
— Не заметил! А вот запомнил, он сказал: «Посеешь шуруп — новый не вырастет». Он говорит — как на качелях катается…
Да, Петр Фирсович любил, чтобы голос его то взлетал, то падал до шепота. В таких случаях мастер вытягивал жилистую шею и, распахнув пиджак, поигрывая подтяжками, спрашивал доверительно: «То — что? То — кто?» И, сев за стол, накручивал на палец прядь волос.
— Литераторша здорово говорила, я заслушался, — продолжал Гриша. — Да чертов Хлыев мешал, будто на гвозде сидел. И все резинку жевал! Учительница даже спросила: «Дожевали?»
— Этот ангел нам еще даст прикурить… — нахмурился Антон.
…Котька Хлыев за свои шестнадцать лет прожил бурную, незадачливую жизнь. Он дважды убегал из дома от побоев отца-алкоголика, прятался то на голубятне, то в сараях. В поисках лучшей доли ездил зайцем за тридевять земель к дядьке — испытателю вертолетов, — да не застал его в живых — разбился дядька.
Котька возвратился в большой город, неподалеку от своего рабочего поселка, где продолжал буйствовать отец. В городе Котьку вовлекли в компанию подростки Шура, Скважина, Пифа — искатели легкой наживы. Вместе с ними Хлыев ограбил школьный кабинет физики, но был пойман и препровожден в колонию для несовершеннолетних преступников. Вскоре, по амнистии, его освободили. Молодая женщина, лейтенант милиции Ирина Федоровна, после университета посланная комсомолом на работу в милицию, участливо отнеслась к Хлыеву, настояла, чтобы он подал документы в ПТУ. Но председатель приемной комиссии строительного училища, пробежав глазами Котькины бумаги, сухо сказал: «Принять не сможем».
И вот здесь-то Хлыевым овладела ярость. Он на глазах у комиссии остервенело разорвал в мелкие клочья свои документы, в том числе и свидетельства о рождении, об окончании восьми классов.
— Значит, заразный я! — кричал Хлыев. — Тухляк никому не нужный! На помойку меня! Да пошли вы… — Котька грязно выругался, окончательно убедив председателя комиссии, что в училище ему не место.
И опять Хлыев попал в милицию, к счастью — к той же Ирине Федоровне.
Она, как могла, успокаивала Котьку, когда он, всхлипывая, бился головой о стол и вскрикивал: «Все ненавидят!» Устроила его в общежитие, а сама добыла копии уничтоженных документов и договорилась с Иваном Родионовичем о приеме парня в его училище, к монтажникам — там ведь «ухари» нужны. Коробов энтузиазма не выразил: «Ухари? Я бы не сказал… Ну, рискнем».
