Совершенно очевидно, что роман, над которым в это время работал писатель, отразил его взгляд на современную ему ситуацию. Политика действующего в книге Тевтонского ордена — «ненасытного племени, хуже турок и татар» — это сплошная цепь насилия, предательств, преступлений. Поэтому Грюнвальдская битва — заслуженная кара, которую понесли крестоносцы. Грюнвальд стал, подобно Ясногорской обители, символом победы угнетённого народа. Пророчеством поражения воинственного германского духа. Поражения, которое потерпела Германия в двадцатом веке: и в Первой, и во Второй мировых войнах.
Мастерство Сенкевича, однако, состоит в том, что рыцари-крестоносцы у него в романе неодинаковы, все они наделены индивидуальными чертами. Скажем, старый магистр ордена фон Юнгинген — мудрый противник развязывания войны с Польшей и Литвой — видит в будущей войне неминуемую гибель ордена. А лотарингец де Лорш — представитель средневековой французской культуры, который не поддерживает вероломных действий членов ордена, не приемлет обычной для них жестокости.
Интереснее и трагичнее всех, думается, образ Зигфрида де Лёве. Зигфрид колеблется: он далеко не всегда уверен в справедливости получаемых им приказов, но не находит в себе силы отказываться от их исполнения. Ему свойственно внушаемое его статусом монаха лицемерие: он не может открыто признать рыцаря Ротгера своим сыном. Но, хотя юный Збышко победил Ротгера в честном бою, Зигфрид жестоко мстит за его гибель.
Зигфрид, палач Юранда, виновник смерти его дочери Дануси, неожиданно получает свободу и отпущение грехов от своей жертвы — изуродованного им Юранда. Но после мучительных раздумий сам вершит над собой правосудие, и его самоубийство воспринимается как суд Божий[15].
Такое изображение тевтонцев неизбежно приводит читателя к проблеме власти и личности, субординации и морали, навязываемого личности логарифма поведения и согласия её со своей совестью. Думается, не нужно доказывать, что проблема эта актуальна поныне.
Решение Юранда помиловать Зигфрида советский литературовед И. Горский назвал «юродством во Христе». Однако совершенно очевидно, что суть этого поступка куда глубже. И для Сенкевича имела огромное значение. Ведь это — то самое христианское милосердие, к необходимости которого пришли в «Пане Володыёвском» Мушовецкий и Коминьский. Которое давало силы первохристианам Рима прощать своих палачей в «Quo vadis?».
Впрочем, и смерть Юранда, как и смерть его дочери Дануси, заставляет вспомнить смерть молодого Нововейского из третьего романа Трилогии. Смерть как избавление от страданий — как физических, так и моральных.
