Подействовал ли на нее холод металла или она внезапно увидела себя? Но видела ли она еще себя? Видела ли она себя так, как мы ее видели?
Люсьен расхохотался.
— Картинка! — сказал он Анне. — Это ты через тридцать лет.
Анна не засмеялась. Она поглядела внимательно на старуху и согласилась:
— Да, когда–нибудь я буду такой.
Люсьен хотел пошутить. Но серьезность Анны смыла наши улыбки. Она разглядывала женщину, точно и впрямь видела свое будущее.
Пришел поезд, мы молча вошли, я даже не обратила внимания на названия станций. Я представляла себе Анну: переспит с Люсьеном, с другим, с третьим, и вдруг состарится, окажется у разбитого корыта. И общество, и сама ее натура, в которой было что–то от недоноска, столкнут ее потихоньку обратно на то дно, откуда она поднялась. До выхода из метро никто из нас не сказал ни слова.
— Митинг по поводу гибели одного молодого парня в Алжире, — объяснил мне Люсьен. — Если бы нас набралось пятьсот…
Нас было тридцать. В ожидании, пока соберется побольше народу, несколько человек спорили о чем–то возле эстрады.
Анна присела на кончик скамьи, я подошла к ней.
— Вам уже приходилось бывать на митингах?
— Да, конечно. А вам нет?
— Брат впервые взял меня. Вы не находите, что Люсьен плохо выглядит? — сказала я, пользуясь тем, что мы были с глазу на глаз.
— Нет, я не заметила.
Она встала. Мой вопрос был ей неприятен. Она усмотрела в нем косвенный упрек, которого я в него не вкладывала. Никто меня не понимал правильно. И эта тоже видела во мне жалостливую сестру. Я позавидовала ее снисходительному презрению к здоровью, отдыху, еде.
Один из мужчин, зажавший в руке несколько листочков бумаги, поднялся на сцену. Не было ни микрофона, ни стола, лампы светили тускло.
— Товарищи, — начал он.
Все подтянулись к сцене. Я оглядела зал. Мы занимали всего несколько рядов.
— Товарищи, на прошлой неделе семья Жана Пуансо узнала, что он убит в Алжире. Жан был рабочим у Лавалетт, он жил в этом районе. В одном из последних писем он выражал надежду вскоре вернуться во Францию. В эту тяжелую минуту профсоюзные секций Всеобщей конфедерации труда, районные партийные ячейки скорбят вместе с семьей о юной жизни, скошенной войной.
Мы захлопали.
Оратор откашлялся и продолжал более звонким голосом:
— Война в Алжире должна быть немедленно прекращена!
Все закричали и стали отчаянно аплодировать.
— Трудящиеся Десятого округа, от вашего единства в значительной мере зависит установление мира, примирение наших народов.
