На этот раз Русь, Олгг были проигравшей стэроноГт. Не поэтому ли летописец обошел всю эту историю, скрыв от последующих поколений первый внешнеполитический позор Рюриковичей? Кто знает. Но вовсе исключить такой подход к делу не приходится.
И снова мир, снова дань, ежегодная денежная дань, о которой упоминалось много раз и до этого применительно к разным странам и разным хронологическим периодам. Теперь ее выплачивала Русь, выплачивала вынужденно и неизвестно сколько лет.
Впрочем, здесь можно сделать одно любопытное отступление. И суть его заключается в том, что, начиная с этого времени, Русь и Венгрию связали какие-то особые отношения, которые ясно прослеживаются на протяжении столетий, и, судя по всему, инициаторами этих отношений выступили руссы. Венгерский хронист откровенно записал, что венгры согласились на мир «по совету» руссов. Что стоит за этими словами? Попробуем немного пофантазировать. С одной стороны, в шатре Альмоша сидели уже умудренные большим дипломатическим опытом послы Олега. За ними стояли десятилетия отношений с Византией, Хазарией, варягами, Болгарией. За ними стоял договор с греками «мира и любви» 60-х годов IX века, опыты первых крещений, первых религиозных связей с империей. Сколько не дошедших" до нас переговоров, клятвенных соглашений, миров, союзов таится за теми крохами сведений (но сведений уже прочных, безапелляционных), что знаем мы о Руси IX века. И весь этот груз знаний несомненно выложили в венгерском шатре русские послы.
Наивно было бы думать, что кочевники венгры были абсолютно далеки от дипломатической практики своего времени. Но думается, что они были не столь искушенными в этой сфере, как Русь, которая сама еще несколько десятилетий назад плутала в политических потемках тогдашнего мира и год за годом настойчиво и цепко -впитывала в себя дипломатический опыт веков... «По совету руссов...» — что ж, возможно, этот примечательный мир, выгодный, венграм, предложила им Русь, но какую выгоду искала в нем она сама? «Крепчайший мир»,— записал хронист. Но что он означает, каковы его черты, в чем он был желателен для Руси и почему венгерский автор применил в этом случае столь необычное определение — «крепчайший»?
Ответить на эти вопросы, лишь обращаясь к русской летописи и венгерской хронике, рисующим русско-венгерские отношения этого периода, практически невозможно. Данных для этого нет никаких. Поэтому перенесемся хронологически вперед и там, в развитии отношений между двумя государствами, попробуем найти ответы.
