давным-давно гладит хоботом ее не изуродованный плодами жывой жызни, живот… «Я шла в гору за смертью, считала сейды
[49], а потом увидела тебя… Зачем нашел меня на тропе, зная, что пути разойдутся? Зачем спас, понимая, что не пойдем след в след? – Сана сдирает шкурку. – Женщина без кожи: отличное фото! А кстати: если поместить в кадр элесисфакус
[50]… в отдалении… Как ты считаешь?.. Без шкурки, зато с элесисфакусом, а?..
Матки он зуд унимает, а также члена мужского[51]».
Толпы, толпы людей: они наступали, надвигались, и в то же время словно бы чувствовали, что не могут пробить некую невидимую стену, делящую то, что принято называть миром, на собственно мир, мир якобы реальный, здесьисейчашный, и на его отражение, вмещающее как то самое «здесь и сейчас», так и прошлое с будущим: однако Сану-то интересовало Прошедшее Продолженное! Именно там, знала она, их с П. параллельные прямые, вопреки скучным законам трехмерности, пересекаются, причем искрящаяся точка блаженного единения не является бесконечно удаленной, напротив – она близка, ее можно потрогать, даже лизнуть: да можно самой стать этой точкой… И все же вместо вожделенного слияния Сана снова различила – сначала едва уловимые, а потом все более отчетливые – контуры чужих… Она наблюдала за хаотичным движением вязкой, словно бы слипшейся, грязно-серой массы – вот они, чудовищные войны и революции, бесполезные марши протеста и шокирующие честной планктон гей-парады, пафосные митинги и бездарные демонстрации… Впрочем, любопытство ее, смешанное с оторопью, вызванной самим фактом показа (из всех искусств для нас важнейшим является по-прежнему kino), довольно быстро сменилось разочарованием, потому как ответа на единственно волнующий вопрос не существовало ни в одном из измерений, в которые вхожа была ее душа – Сана, впрочем, догадывалась: нужно всего лишь позволить образам приходить, когда и как им вздумается… Так и увидела деревянный остров: там, в тереме, под мрачными сводами, томилась девица, и девицей этой была, конечно, она, Сана. Приметила и девочку с толстой светло-каштановой косой, девочку в серо-черном форменном платье: двадцатые?.. тридцатые?.. Помахала рукой Жанне Самари и юноше за роялем… Улыбнулась темнокожей крохе, стоявшей у апельсинового дерева… Но самыми невероятными оказались так называемые звуковые файлы: под энергиями[52] Сана совершенно отчетливо кое-что слышала – точнее, в нее как бы вкладывали некую музыкальную информацию, впечатывали, вставляли: и какая там ванна Архимеда, какое яблоко Ньютона (пыль учебников, пыль!), когда ей подарили живого – настоящего, всамделишного – Кетцалькоатля
