— Помоги мне мебель перевезти, — сказал я ему. — Я заплачу.
Джон бессмысленно смотрел на меня.
— What? — сказал он, пошатываясь.
— Мебель, — повторил я. Потом развел руками, очерчивая перед ним большой прямоугольник. — Help me, please.
— Ме…бе…? — вопросительно заблеял он.
Джон стоял передо мной в трусах и майке, худой и какой-то весь разобранный, как поломанный спиннинг.
— Мани, — сказал я, поднимая брови в нетерпении. — I’ll give you money.
Наконец, кажется, он понял.
Поднял руку и костлявым пальцем помотал в воздухе.
— Money to hell. It is better to drink.
— Акей, — кивнул я. — Будет тебе тудринк. Давай одевайся, мы опаздываем. Гоу.
Он пошел в глубь квартиры, не закрывая дверь. Я переступил порог, однако внутрь не прошел, остановившись в прихожей. Не очень хорошо зная Джона, я был уверен, что он нуждается в деньгах, — никогда я не видел его трезвым. Держа в руке полуторалитрушку крепкой «Охоты», он обычно приставал к женщинам. Они бежали от него, едва завидев.
Джон мне нравился. Он появился, едва мы сюда переехали. До меня его не было — я слышал, как шептались об этом между собой соседки. Два раза он заливал нас водой — все три квартиры по стояку, — когда засыпал в ванне. И оба раза я отказывался подписывать коллективную жалобу, а без моей подписи ею можно было лишь подтереться. «Нам всем иногда нужен холодный душ», — думал я, закрывая перед жалобщиками дверь, так будьте же благодарны тому, кто вам его устраивает.
— Drink. Right now, — прохрипел он, едва мы вышли из подъезда.
Прямо сейчас? Я посмотрел на него внимательнее. Черт, он был прав. У него был такой вид, словно он собирался вот-вот отдать концы.
Мы завернули в магазин, и я взял нам по бутылке пива.
— The rest then, — сказал я ему, и он кивнул.
Остальное потом. Пробка полетела в грязь. Острый кадык на его шее заходил, как каретка швейной машинки.
Мы приехали в мебельный салон перед обедом.
Я протянул выписанный мне неделю назад квиток и оплаченный чек.
— Сами забирать будете? — подняла на меня глаза девчушка.
— Ec, — сказал я. — То есть да.
Она покачала головой.
— Тогда после обеда, — она виновато, но решительно поджала губы.
Я улыбнулся.
— Мы заберем сейчас.
Служащая магазина перевела взгляд на стоящего рядом Джона. Тот не улыбался.
— Хорошо, — сказала она. — Только быстро.
Я повернулся к Джону.
— Она сказала quickly.
Тот, наконец, сдвинул губы.
— Funny, — обнажил он ряд неровных прокуренных зубов.
На кого мы были похожи, когда, обнимая шкафы худыми немытыми руками, мелко перебирая ногами, пятясь и напирая, вытаскивали их на улицу? С каким снисходительным презрением смотрели на нас тугие, словно надутые хорошим насосом, грузчики, как мы, напрягаясь, пыхтим в полировку так, что потом можно легко написать на ней пальцем что-то навроде «go away». Или «пошло все к черту». На наших лицах также была написана печаль, если даже не скорбь, — с такими лицами выносят гробы, но никак не мебель, только что приобретенную, красивую, можно даже сказать — элегантную.
