Верно.
А мог бы презрительно выплюнуть назад.
Дескать, ты что, с печки рухнул? Че ты мне суешь? Пшел вон, смерд, богам не угодна твоя жертва.
Я выдергиваю картонный квадратик, как всегда, слегка удивляясь, почему на нем нет слюны. Липкой такой, зеленой, вонючей.
И, улыбаясь закаменевшими уголками губ, прохожу через турникет.
Мне смешно.
Давайте вместе посмеемся, люди?
Не хотят.
Торопятся все куда-то, важные, озабоченные, бегут, спотыкаются, даром, что мертвы.
И в самом деле, ну и что с того, что помер?
Не до этого, отстаньте, дел невпроворот, а вы тут с глупостями разными. И вообще, уберите психа, граждане.
Бегут все, обтекают, как вода, толкаются, ругаются, наверное. Редко кто в глаза заглянет.
А ежели и глянет, то лишь на миг. Дернет головой, словно уходя от удара, вздрогнет, споткнется на гладком, отполированном миллионами ног граните.
И бочком, бочком в сторону.
И что они там, за запотевшими линзами очков, видят?
Впрочем, плевать.
Что мне другие, когда я не уверен, есть ли я на этом свете?
Бог с ними.
Которого нет А есть лишь тысячи тонн камня над головой, сталь и тьма тоннелей, черной петлей захлестывающаяся вкруг горла, и музыка, музыка, хрупким заклятьем, тонкой нитью Ариадны, хриплой птицей бьющееся сердце, ограждающее меня от давящего безумия этих подземелий.
Мое священное Да.
...Я боюсь младенцев, я боюсь мертвецов, я ощупываю пальцами свое лицо. И внутри у меня холодеет от жути, неужели я такой же, как все эти люди?.."
Такой же" - кивают пробегающие мимо.
"Только дурак"
Умные на краю платформы не стоят.
Что уж тут сделаешь, я давно выбыл из разряда умных. По собственному желанию и состоянию здоровья.
Но это единственный способ, который я знаю, мой способ, не бояться и бросить хоть какой-то вызов.
Глупость и позерство. Стоять, балансируя на пятках над двухметровым провалом, наполненным гулом рельс и смертельным безмолвием тока.
И краем глаза следить за чревом тоннеля.
Когда?
И вот, жаркий, раскаленный, словно из глубин ада, воздух, вырываясь из тесных оков железа и камня, мечется по станции разъяренной фурией, вцепляясь в волосы и вырывая из рук газеты, и на стальные извивы двух влюбленных змей ложатся слепящие отсветы.
И из грохочущего мрака доносится оглушительный ликующий рев, слышимый даже в наушниках.
Я разворачиваюсь на девяносто градусов и вывожу громкость на максимум.
Левиафана должно встречать лицом к лицу.
Ну ?
..У зеленой воды, у запаха тины, наблюдая восхищенно полет паутины, сумасшедший пацан бьет пустую жестянку, сумасшедший пацан лупит старую банку..
