После был скаутский лагерь, приветствия левой, «сердечной» рукой – привычка, сохранившаяся до сих пор. Лилии, нарисованные на листках бумаги, на стенах и на песке, вырезанные из дерева – символ долга перед собой, перед ближними, перед Богом. Тогдашние испытания научили Чарльза Честера преодолевать препятствия, работать в команде, добиваться поставленной цели и неустанно учиться. Мальчик знал, что готовит себя для великих дел, и помнил об этом даже тогда, когда в течение двух лет рекламировал женскую косметику.
Отец, Малколм Честер-старший, казался всесильным и бессмертным – когда играл в покер, пил портвейн, принимал ванну с добавлением молотого кофе и ставил на глаза компрессы, чтобы избавиться от мешков. А потом оказалось, что папа был неудачником. Работал акробатом, фокусником, наездником, дрессировщиком, но так и не нашёл себя в жизни. Когда, упав во время шторма с перевернувшейся лодки, утонул в океане старший сын, Честер получил инсульт и паралич. Перед смертью он просил жену Шейлу и сына Чарльза исполнить его последнюю волю.
Отец страстно желал, чтобы дети добились того, что прошло мимо него. И раз в живых остался один сын, на него вся надежда. Чарльз окончил три университета, выучил шесть языков в совершенстве и ещё на четырёх мог неплохо объясняться. Он навсегда связал свою жизнь с разведкой – как собирался ещё в скаутском лагере. С наиважнейшими и одновременно деликатнейшими поручениями он выезжал в Африку, в Латинскую Америку, во Вьетнам, на Ближний Восток и в Европу. И, наконец, в семьдесят восьмом году Карл Честер под чужим именем прибыл в Индию. В восемьдесят четвёртом он вернулся туда – чтобы завершить начатое.
При его непосредственном участии пало правительство Индиры Ганди, но через три года она вновь стала премьер-министром. Руками охранников-сикхов её удалось навсегда устранить с политической сцены, после чего Индию захлестнуло цунами насилия, пролились моря крови и слёз. Но ни один штат в итоге не откололся от страны. Индия устояла, не рассыпалась, как карточный домик. Многие, коллеги Честера ещё на что-то надеялись, а он давно понял, что проиграл.
Ещё во время первой командировки Карл познакомился с женщиной, которая сумела объяснить ему многое, ничего, в сущности, не объясняя. Её образ вставал перед ним в шуме муссонных дождей и пьянящем аромате бокула.[63] Она носила перстень и серьги с кашмирскими сапфирами огранки «кабошон», когда надевала сари синих оттенков, и уральские изумруды, если выбирала ткани зелёных тонов. А ещё надевала бирюзу и жемчуга, взятые из восточных сокровищниц. Дочь раджи любила роскошь и ничуть не стеснялась этого.
