Стенли кивнул, и шерстяной кляп исчез, но вместо него под подбородок упёрлись холодные и жесткие пальцы.
– Сейчас я задам вам несколько вопросов, и от ответов на них будет зависеть ваше дальнейшее существование. Поняли меня? Если да – моргните.
Англичанин моргнул, одновременно пытаясь понять: кого, во имя всех бессмертных богов и великих драконов, занесло в этот относительно спокойный район афганской границы, на его несчастную голову?! Незнакомец чуть отпустил пальцы:
– Сколько в вашем подчинении солдат? Прошу назвать всех, включая нестроевых. Ещё меня интересуют места дислокации ваших подчиненных. Рядовой состав – отдельно, офицеры – отдельно.
После того как Стенли ответил на все вопросы, спрашивавший помолчал, а потом спросил:
– Семья, дети?
– Есть… жена… две дочки… в школе, в Англии. – просипел майор.
– Хорошо. Я договорюсь, чтобы вас оставили в живых. Вас обменяют после окончания боевых действий. Прощайте.
Короткого удара Стенли не видел, лишь почувствовал острую боль, которая и погрузила его в беспамятство.
– …Ну, товарищ маршал, ну давайте мы сходим, хотя бы посмотрим. – тянул старший лейтенант-пограничник умоляющим тоном. – Ну нельзя же ведь так. Он же пацан, совсем пацан. Ну мало ли что?.. Ведь всего два часа до рассвета, не больше.
– Цыть, дура! – Буденный хлестнул себя нагайкой по голенищу сапога. – Сказано – не лезь, значит – не лезь!
– Но ведь он там совсем один, товарищ маршал. А вдруг. Если что-то не так?
– У кого «не так»?! У Саньки «не так»?! Да ты. – Семен Михайлович аж задохнулся. Он вдруг оказался прямо перед пограничником и сгрёб его за грудки: – Слушай, ты – шапка зеленая, – процедил он сквозь зубы. – У тебя сколько врагов на счету? Ну?! Десяток, два?! Только не ври, что четыре наберётся!
Буденный отпустил ворот гимнастерки и снова заходил возле костра. Опять хлопнул себя нагайкой по голенищу:
– А вот у этого, как ты говоришь, пацана – двадцать тыщ без малого! Понял ты?! Пограничник, – протянул он последнее слово. – Ну, и куда ты собрался? Мешать ему, под руку лезть?! Сидеть, я сказал!..
Старший лейтенант поражённо замер. До него доходили какие-то неясные слухи о том, что Гитлера и всех германских фашистов взорвала не специальная боевая группа передового пролетариата, а какой-то мальчишка. Доходили, но он не верил. А тут ему вдруг припомнился услышанный раз тихий шепоток в его эскадроне. Здоровенный сибиряк, хотя и член партии, говорил с грузином-комсомольцем о том, что, мол, пацан тот, что Гитлера в ад настропалил, не просто пацан. А грузин кивал и шептал, оглядываясь, что, мол, это же – сын САМОГО СТАЛИНА. Да это – не главное, возражал сибиряк, а главное: пацан тот – не обычный пацан.
