Чашки задрожали в его руках. Майор наклонился и осторожно поставил их на буфет. Нэнси относилась к ним без трепета, иногда подавала в них бланманже. Она бы ни в коем случае не стала требовать, чтобы с ними обращались как с ценностью. И все же, доставая блюдца, он пожалел, что не может спросить у нее разрешения.
Он никогда не верил, что мертвые витают рядом, раздавая позволения и осуществляя общий надзор. Когда в церкви загудел орган и не было уже надоевших соседей, а были только чистые сердца и ясные голоса, поющие гимн, он принял ее уход. Он представлял ее в раю, каким воображал его с детства: зеленый луг, голубое небо, легкий ветерок. Представить местных жителей с какими-либо нелепыми украшениями вроде крыльев не получалось. Вместо этого он видел Нэнси в простом узком платье, в руке она держит туфли, вдали колышется дерево. Но видение не задержалось, и она ушла, как и Берти, и он остался один в пустом океане неверия.
Серебряный чайник, старые синие чашки и полное отсутствие еды. Майор с удовлетворением осмотрел результат своих стараний. Отсутствие еды задаст нужный тон, подумал он. Некая смутная мысль подсказывала, что мужчине не пристало чрезмерно заботиться о мелочах, и если он начнет готовить мини-сэндвичи, это будет уже слишком. Он вздохнул. Когда живешь один, приходится следить еще и за этим. Держать марку, не распускаться. Однако не преступая грани, за которой начинается излишняя суетливость. Он взглянул на часы. До прихода гостьи оставалось несколько часов. Он решил, что следует, пожалуй, ненадолго переключиться на чисто мужское занятие и починить сломанную доску в ограде, а затем наконец-то осмотреть ружье Берти.
Вот уже десять минут он неподвижно сидел в кладовой. Он вошел в дом, развернул ружье, после чего задумался, глядя на узорчатые обои, пока бесчисленные изображения Виндзорского замка не поплыли у него перед глазами. Майор моргнул, и узоры снова заняли свои места на потрепанных обоях. Ему пришлось напомнить себе, что подобные старческие провалы не подобают его чину. Он не хотел превратиться в полковника Престона. Его недостаточно интересовали домашние растения.
Два раза в месяц, по пятницам, майор навещал своего бывшего командира, полковника Престона, ныне прикованного к коляске болезнью Альцгеймера и нейропатией. Полковник беседовал с папоротником по имени Матильда, с удовольствием изучал обои и извинялся перед мухами, когда те врезались в оконные стекла. Подобие нормальной жизни бедняга Престон вел только благодаря жене Хелене, очаровательной полячке. Когда она трясла его за плечо, полковник немедленно поворачивался к вошедшему и изрекал, как продолжение беседы: «Едва успел до прихода русских. Сменял документы на разрешение на брак». Хелена картинно качала головой, гладила полковника по руке и поясняла:
