Обстановка состояла из жмущихся друг к другу потертых и продавленных кожаных кресел и нескольких столов у окон — зарезервировать их можно было только через бармена Тома. Это помогало предотвратить монополию дам, которые в противном случае заказывали бы места по телефону и оккупировали бы их. Вместо этого заканчивавшие игру первыми заглядывали к Тому, который откладывал тряпку или вылезал из погреба, чтобы занести имена в амбарную книгу. Многие члены клуба стремились попасть в число избранных счастливцев, чьи имена Том записывал лично. Майор к ним больше не принадлежал. Со времен эпизода с куриными фрикадельками он предпочитал перехватить бутерброд у барной стойки или усесться в кресла вдалеке от столов. Это спасало их с Алеком не только от комковатого соуса и жиденького крема, но и от мрачного обаяния официанток, вечно пребывающих в состоянии с трудом сдерживаемого бешенства. Многие из них явно страдали из-за болезни, приводящей к появлению многочисленных дыр на лице: майор не сразу догадался, что правила клуба запрещают его работницам носить украшения и эти дыры были всего лишь следами от вынутых сережек.
— Доброе утро, джентльмены. Как обычно? — спросил Том, уже ставя стакан рядом с зеленой бутылкой джина.
— Мне двойную порцию, — ответил Алек, картинно вытирая лоб носовым платком. — Господи, едва ноги унесли.
— А мне половину, пожалуйста, — сказал майор.
Оба они заказали сэндвичи с сыром и ветчиной. Алек попросил принести ему салат и кусок рулета с джемом, который подавали только по пятницам и чрезвычайно быстро разбирали.
Алек твердо верил, что придерживается здорового образа жизни. На обед он всегда заказывал салат, хотя неизменно ограничивался тем, что съедал декоративную помидорку. Он упорно настаивал, что употребляет алкоголь исключительно во время принятия пищи. Как-то раз майор застал его в незнакомом пабе — в тот момент в роли пищи выступали свиные шкварки и маринованные яйца.
Едва они устроились на высоких стульях, когда в бар вошли четверо, все еще смеясь после какого-то происшествия на поле. Майор узнал отца Кристофера, Хью Уэтстоуна и — с удивлением — лорда Дагенхэма, который крайне редко посещал клуб и играл в гольф настолько плохо, что порой некоторые игроки все же нарушали этикет. Сопровождал их незнакомец, чьи широкие плечи и неуместно розовая тенниска выдавали в нем американца. Двое американцев за две недели — признак начинающейся эпидемии, подумал майор.
