Он обошел диван, взял Грейс за руку и громко чмокнул ее в щеку.
— Вы с Грейс заслуживаете того, чтобы спокойно поужинать и не слышать моих стонов.
Он уронил ее руку и отправился к двери.
— Я бы остался, но Гертруда с дядей на меня рассчитывают, — сказал он. — Я вернусь максимум через несколько часов.
С этими словами он скрылся, и майор услышал, как открывается входная дверь.
— Роджер, ты ведешь себя как свинья, — сказал он, шагая вслед за сыном.
— Оставьте всю уборку на меня, — крикнул Роджер и помахал ему от ворот. — Если решите не дожидаться меня, просто захлопните дверь.
С этими словами он запрыгнул в автомобиль Гертруды и отбыл.
— Ну все, — сказал майор, вернувшись обратно в гостиную. — С этим молодым человеком покончено. Он мне больше не сын.
— Майор, — сказала Грейс. — Я думаю, что ему сейчас плохо и он сам не понимает, что делает. Не будьте к нему слишком строги.
— Он с детства не понимает, что делает. Надо было оставить его в бойскаутах.
— Вы хотите ужинать или уже не будем? — спросила Грейс. — Я могу убрать все в холодильник.
— Если вы не против, мне бы не хотелось ни минуты дольше оставаться рядом с этой ужасной елкой, — сказал майор. — Предлагаю завернуть все в фольгу и переместиться в Роуз-лодж — там у нас будет настоящий камин, маленькая, но настоящая елка и славный ужин на двоих.
— Это просто чудесно, — сказала Грейс. — Но, может, оставить что-нибудь Роджеру?
— Я оставлю ему записку с предложением поискать в саду крылышко индейки, — сказал майор. — И развлечется, и поужинает.
Вскоре после Нового года майор осознал, что ему грозит поддаться неизбежности. В отношениях с Грейс появилась своеобразная гравитация, вроде той, что притягивает к планете заблудившийся спутник. Будучи поглощен своим горем, он позволил себе покориться этой силе. После рождественского ужина, изобиловавшего шампанским и извинениями с его стороны, майор позволил Грейс принести ему на второй день Рождества холодный пирог с дичью и заливным. Кроме того, он принял приглашение на «скромный тихий ужин» в новогодний вечер и в ответ дважды пригласил ее на чай.
Она показала ему набросок вступления к своему исследованию местных родословных и дрожащим голосом спросила, не хочет ли он с ним ознакомиться. Он согласился и был приятно удивлен, увидев, как хорошо и легко она пишет. Предложения были короткими, но в них не было ни академической сухости, ни избытка велеречивых эпитетов, которых можно было ожидать в любительском историческом труде, написанном женщиной. Майор подумал, что с его помощью эту работу даже можно было бы опубликовать. Перспектива совместного труда несколько освещала грядущие темные зимние месяцы.
