Черчилль — также и как раз Черчилль начала тридцатых годов — совершенно не был антифашистом, скорее напротив. Он не был также врагом Германии, хотя в широких кругах немцев вплоть до сего дня его считают таковым. Он не любил Германии, как он любил Францию или Америку, однако он уважал её, даже восхищался ею в определённом смысле и был после Первой мировой войны, как и снова после Второй, целиком и полностью за то, чтобы принять Германию в западное объединение как партнера и союзника. Сначала он вовсе не имел ничего особенного против Гитлера — за исключением того, что тот своим антисемитизмом вызывал у него неодобрительное удивление. Лишь с течением времени у него развилось настоящее отвращение от жестокости и присущей этому зловещему типу хватки люмпена. В начале тридцатых об этом не было речи. Он даже тогда при случае выразил надежду на то, что если бы Англия когда–либо должна будет проиграть большую войну, как это произошло с Германией в Первой мировой, то и в ней появился бы Гитлер. А в 1932 году Черчилль был совершенно готов встретиться с Гитлером в обществе, когда он по следам похода своего предка Мальборо приехал в Мюнхен.
Нет, то, что Черчилль начиная с 1932 года и затем всё сильнее в годы 1934, 1935 и 1936 стал великим поборником вооружения Англии — и в связи с этим по необходимости великим предостерегателем в отношении вооружения Германии — имело сначала, по меньшей мере в преобладающей степени, совсем другие, впрочем не задевающие честь, однако всё же более земные, политико–тактические причины. Черчилль так сказать соскользнул в своё соперничество с нацизмом — с тем уточнением лишь, потому что он был по темпераменту противником любой политики умиротворения и потому что теперь объектом английской политики умиротворения — после партии лейбористов и Индии — стали нацисты. Возможно, что короткий личный контакт Черчилля с нацистским движением в Мюнхене в 1932 году разбудил в нём нечто глубокое и испугал его; сам воин по происхождению и инстинктам, он пожалуй распознал воинственное, так сказать, унюхал его там, где встретил. Однако непосредственно важнее было то, что Черчиллю тогда настоятельно требовался предмет, который мог бы снова привести консервативную партию в согласие с ним и открыть для него перспективы на возвращение к власти и к службе. И вопрос о вооружении обещал стать таким предметом.
Большинство консерваторов не были инстинктивными сторонниками разоружения. Пацифизм или идеология Лиги Наций были больше уделом левых; массы консерваторов в душе всегда были больше за то, чтобы сделать себя как можно более сильными и полагаться на свои собственные силы, и здоровый призыв к этим взглядам обещал упасть среди них на плодотворную почву. В действительности Черчилль с этим призывом в 1934 и в 1935 гг. некоторое время мало увеличивал своё влияние. Когда же консервативное правительство весной 1936 года — Гитлер тогда уже ввёл всеобщую воинскую повинность и оккупировал Рейнскую область — решилось, всё ещё с осторожностью, на политику вооружения и создало новую должность министра по координации по делам обороны, то Черчилль казался для этого поста подходящим, почти что неминуемым человеком. Однако Болдуин обошёл его. Он не хотел чрезмерного вооружения. И ещё он пожалуй не хотел иметь в кабинете министров белой вороны.
