Три лика мистической метапрозы XX века: Герман Гессе – Владимир Набоков – Михаил Булгаков | страница 69
Гарри Галлер и сам знал об отвратительном враждебно-нераздельном сосуществовании в его душе двух несочетаемых и несовместимых, казалось бы, начал: высокой интеллигентной духовности и необузданной жестокости.
В «реальной» жизни героя берет свое начало и другое представление на подмостках камерного театра. Ведь в спектакле, разыгравшемся за дверью с вывеской «Все девушки твои» [Г., Т.2, с.377], ожили воспоминания о всех женщинах, которых он когда-то любил: «благоухающие и неземные, как влажные озерные цветки из водных глубин» [Г., Т.2, с.323], они ожили в «Магическом театре».
Внутренний сюжет «Степного волка» – это движение героя по пути «к истинному человеку» [Г., Т.2, с.248] внутри себя: от реальности мира физического через инобытийную к художественной. Причем две последние – инобытийная и художественная, соединяются в одну – мистико-металитературную. Совершив «ритуальное» самоубийство, Гарри Галлер из мира физического просто исчез, а куда – неизвестно: «вдруг, не попрощавшись, но погасив все задолженности, покинул наш город и исчез» [Г., Т.2, с.207]. Но, надо полагать, в художественную метареальность.
«Мастер и Маргарита» заключает в себе некую тайну, великую и многослойную, а споры вокруг романа продолжаются по сей день и, кажется, с течением времени лишь обостряются.
И по-прежнему нерешенным остается главный вопрос: что есть роман Булгакова – хвала Христу или дьяволу?
Антагонизм оценок и мнений возник сразу после первых публикаций «Мастера и Маргариты» (Москва, 1966. № 11; 1967. № 1). В Советском Союзе роман был принят официальной критикой весьма сдержанно (что более чем понятно, ибо иное было и невозможно) и с восторгом в среде интеллигенции[147]. А вот у русской эмиграции роман Булгакова вызвал резкое неприятие и был оценен критикой как богохульство[148].
Зато сокровенный смысл булгаковского романа сразу понял и четко сформулировал один из самых чутких его читателей – архиепископ Иоанн Сан-Францисский:
«Впервые в условиях Советского Союза русская литература серьезно заговорила о Христе как о Реальности, стоящей в глубинах мира»[149].
Мнение Иоанна Шаховского ценно тем, что этот глубоко и искренне верующий православный иерарх воспринял булгаковский роман вне рамок церковно-православного канона и смог проникнуть в его истинный смысл, увидев не только то, что на поверхности, но и проникнуть в суть текста. Перед нами позиция умного, доброжелательного человека, открытого миру и новым веяниям. Архиепископ Иоанн указал на главное достоинство романа: слово Булгакова о реальности Христа прозвучало в СССР – стране победившего атеизма.