Светлана чуть было не сказала, что рестораны ей надоели.
— Нет, пожалуй, я пойду. Приятно было познакомиться с тобой, Ал, но мне пора домой.
— Я провожу тебя.
— Нет, пожалуйста, не надо. Я живу неподалеку, мы с Биллом вернемся той же дорогой, что и пришли сюда. А ты садись в автобус, он привезет тебя к метро «Фили».
— Ты уйдешь и больше не вернешься? — с тревогой спросил он.
— Я не знаю, — честно ответила она.
— Я найду тебе машину, заплачу водителю, и ты вместе с моим счастливым соперником, — Алтухов бросил недовольный взгляд на Билла, — доберешься домой с комфортом.
— Спасибо, Ал, но… я хочу пройтись, подумать…
— Значит, у меня есть надежда?
— Я не знаю…
— Если мы больше не встретимся, я не смогу прочесть тебе еще одно стихотворение, оно мне очень нравится и, наверное, определит мое будущее. А ты и не узнаешь, какое именно. Кстати, а как я узнаю о твоем решении? Ты ведь вряд ли позвонишь.
— Вот что, — Светлана достала из сумочки записную книжку, авторучку, торопливо написала номер телефона и протянула вырванный листок Алтухову. — Это телефон моей подруги, ее зовут Лена. Позвони завтра, она тебе скажет… Хорошо?
Савин достал из бара початую бутылку виски, плеснул светло-коричневой жидкости в хрустальный фужер. Надо бы сходить на кухню за льдом, но там, наверное, Светлана… Савин досадливо поморщился, добавил в фужер еще виски и залпом выпил.
Вечер не принес облегчения, ибо ни один из вопросов, внезапно возникших перед ним сегодня, не был решен, и новых идей на сей счет не появилось. Поездка в Центробанк не улучшила его настроения, да и потом, когда вернулся, радоваться тоже было нечему. Знакомые банкиры из тех, что еще не укатили отдыхать, вежливо отказывали в кредите, напуганные разразившимся межбанковским кризисом. Или заламывали такие проценты, объясняя их повышенным риском, что приходилось отказываться.
Нужен был умный, тонкий, хитрый ход, но придумать его, просчитать не удавалось. Правда, когда стало ясно, что замыслил Лизуткин, деньги отошли на задний план. Теперь голова его была занята поиском срочных решений проблемы, которая, по идее, должна была решиться сама собой, тихо, мирно, естественно. И называлась она — личная жизнь. Две женщины напрочь выбили директора «ЛЕВС-БАНКА» из рабочей колеи.
Первая — Марина. Более яркого примера непостижимой женской логики и придумать трудно. В Женеве она была счастлива с ним, если и вспоминала мужа, то лишь с явным пренебрежением, и под конец командировки согласилась уйти от своего писателя к нему. Такая женщина рядом — и красавица, и в постели неистовая, прямо-таки сумасшедшая! И папа большой авторитет в мире бизнеса, все, к чему стремился Лев Савин, сосредоточилось в ней. Как говорится, а счастье было так близко! Вернулись в Москву, и выяснилось, что муж сам ушел от нее. Казалось бы, ну и прекрасно! Я тебя люблю, ты меня тоже (прямо не говорила, но разве трудно было об этом догадаться!), муж сам устранился — что еще тебе нужно? Так нет же! Именно потому, что муж сам сбежал от нее, вот уже год упрямо твердит, что еще не решила, станет ли его женой или нет. Утверждает, мол, оскорблена и теперь совсем по-другому смотрит на замужество.
