Барбара не хотела, чтобы я переезжала в город.
– Ты будешь слишком далеко от меня, – сетовала она. – Почему бы тебе не подыскать что-нибудь в пригороде?
Сказать по правде, я даже рада, что Барбара по-прежнему живет на окраине. Мы с ней близки, но не так, как с Люси. С Люси мы понимаем друг друга гораздо лучше; с дочерью я бы так никогда не смогла. Если честно, не думаю, что это исключительно моя вина.
О чем бы мы с Барбарой ни говорили, наш разговор больше похож на спор. А с Люси мы общаемся как нормальные люди. Моя дочь пытается опекать меня – совсем как я ее, когда она была подростком.
– Господи, Барбара, я же взрослая женщина! – говорю я ей. – Я могу сама о себе позаботиться!
Но разве она станет слушать?
– Кто будет ухаживать за тобой, если не я? – заявляет она.
– Я могу сама о себе позаботиться, – твержу я, хотя и не уверена в этом на все сто процентов.
Люси навещает меня раза два в неделю, иногда чаще. В ее квартире нет стиральной машины, так что она стирает у меня. В такие вечера я готовлю грудинку, и, пока идет стирка, мы едим и смотрим по телевизору ее любимые реалити-шоу. Иногда мы оставляем стирку и идем в какой-нибудь приятный кабачок по соседству, из тех, куда можно приносить свое спиртное. Люси рассказывает мне все о своей личной жизни и о работе – она моделирует одежду, – а я слушаю. Я выслушиваю все ее жалобы на парня, в которого она влюблена на этой неделе – по крайней мере, ей кажется, что влюблена. К двадцати пяти годам у Люси еще не было серьезных отношений, и я этому очень рада. В последнее время она упоминала какого-то Джонни, но, по-моему, с ним у нее тоже ничего серьезного. Разве можно серьезно относиться к человеку, которого зовут Джонни – не Джон, не Джонатан, а Джонни? Барбара все умоляет ее найти наконец кого-нибудь и завести семью, но я вмешиваюсь и говорю, что на это у нее впереди еще куча времени. Люси рассказывает мне о работе и о том, с кем она встречалась, и кому продала свою одежду, и сколько они купили, а я слушаю. Мне ужасно нравится ее слушать. Мне всегда хотелось работать с одеждой. Когда-то я знала ассортимент шикарного универмага «Сакс» лучше, чем иные из тамошних продавщиц. Лучшая подруга матери, Эстер Абромовиц, работала там до самой смерти. Эстер пережила мою мать и своих подруг на двадцать пять лет – именно потому, что работала, так она всегда утверждала. Я очень любила Эстер и часто о ней думаю. Когда она умерла, ее дочь Диана, которая гораздо моложе меня, попросила произнести траурную речь на похоронах, и я рассказала о том времени, когда Эстер работала в «Саксе», потому что там-то мы в основном и виделись. Я рассказала, как внимательна она была к клиентам – большинство из которых присутствовали тут же, на похоронах. И еще я говорила об отменном вкусе Эстер. Меня всегда хвалили за чувство стиля, да я и сама всегда считала, что вкус у меня неплохой, – и этим я обязана Эстер. За прошедшие годы я не раз подумывала найти работу, но нужно было заботиться о Говарде и Барбаре; хоть у нас и была постоянная домработница, Глэдис, у меня все равно оставались обязанности. К тому же в наши времена на тех, кто работал, смотрели свысока. Несколько раз я заговаривала об этом с Говардом, но всякий раз он лишь смеялся:
