- Вы знакомы с Пипом? - спросил я недоверчиво.
В эту минуту вошла моя жена Эйлин с рюмкой гренадина, которую Дора тут же осушила залпом.
- Нет, с Пипом Лоуэллом я не знакома, - сказала она. - Но я много лет знала его старого друга Терраду.
- Эту сволочь! - вспыхнул я.
- А, перестаньте, - сказала Дора. - Жизнь у Террады сложилась не менее трагично, чем у Лоуэлла.
- Ерунда. Террада - лжец и чудовище.
- Ну ладно, оставим это, - оборвала она меня. - Дело в том, что Террада приезжает погостить ко мне на несколько дней, и он просил меня пригласить Лоуэлла, потому что хочет с ним встретиться и поговорить.
- Ни за что! - отрезал я.
- Почему?
- Да потому, что эта затея мне кажется чудовищной! И пользы она никому не принесет.
- Откуда вы знаете? Между прочим, Лоуэлл - совершеннолетний, настаивала Дора, - пусть он сам за себя решает. А вдруг встреча все-таки принесет ему пользу?
- Сомневаюсь, - сказал я, но решимость моя была поколеблена.
- Террада говорит, что знал вас в Нью-Йорке, - сказала Дора, явно желая расположить меня в его пользу.
- В Нью-Йорке я знал их обоих. Тогда они были большими друзьями.
- Так пусть они снова станут друзьями, - сказала Дора.
И тут я ее понял.
- Ну что ж, - согласился я. - Во всяком случае, я скажу об этом Пипу.
- Террада будет здесь в воскресенье с женой и сыном.
- С женой и сыном? - тупо повторил я. - Вы разве не знаете, что жена Террады раньше была женой Пипа? И что их сын на самом деле сын Пипа?
Дора от всей души расхохоталась - ее округлая белая шея заходила ходуном.
- До чего же мы, смертные, глупы, - сказала она, и ее машина с ревом сорвалась с места: Дора явно боялась, что я могу передумать.
"Жена и сын Террады" снова заставили меня усомниться в разумности Дориной затеи, и я решил посидеть и поразмыслить над всем этим, прежде чем идти к Пипу. Нужно было все тщательно взвесить, поскольку я знал их еще с 1941 года, когда работал в корпорации, издававшей журналы "Тайм" и "Лайф".
В 1941 году Генри Люс предложил мне работу в отделе военной хроники, потому что я воевал в Финляндии, Норвегии, Греции и в Африке, в пустыне. Руководили отделом Чарльз Уэртенбекер и Джон Херси. Я сидел в одной комнате с Тедди (Теодором Г.) Уайтом и оклахомцем Сэмом Солтом, одним из тех газетчиков, которых вспоминаешь всю жизнь с любовью и благодарностью.
В ту зиму и весну у нас, на тридцатом этаже, собиралось много талантливых людей, всегда было шумно, весело, интересно. Мы с Тедди не относились к разряду всерьез пьющих, а вот Сэм был большой любитель выпить: он считал, что мне полезно было бы увидеть и другие аспекты американской жизни "при более благоприятных условиях". Однако в своих посягательствах на рабочее время в редакции мы несколько утратили чувство меры, и начальство решило разлучить нашу компанию. Уэртенбекеру намылили шею, а меня переселили в ту комнату, где работали Лоуэлл и Террада и где не было Сэма, так усердно поощрявшего меня в моих попытках познать тайны американской жизни. Впрочем, эта мера выглядела довольно странно, поскольку и Лоуэлл и Террада вечно пропадали по каким-то своим делам. В отношениях этих людей не было ничего предосудительного, их связывало другое - интерес к одному и тому же предмету, такой глубокий, что он сделал их неразлучными.
