Голубовский понуро следил, как он, ритмично сгибаясь и выпрямляясь, сильно и пружинисто бросал в cтoрону комья мерзлой земли, работая наравне с остальными. Посидев еще с минуту, Голубовский вздохнул и, морщась от боли, натянул рукавицу. Потом медленно подошел к Ростовцеву, тронул его за плечо и с запинкой сказал:
— Товарищ лейтенант, дайте… я сам…
— А мозоли? — спросил Ростовцев, возвращая лопату.
— Я осторожно…
Утром Ростовцев объявил получасовой перерыв на завтрак. Усталые люди расходились молча. Не слышно было обычных шуток. Но когда Ростовцев через некоторое время зашел в дом, где завтракали бойцы, к нему навстречу донесся смех. При появлении его все умолкли, но на лицах были еще улыбки.
— Что это у вас за веселье? — спросил он удивленно.
— Да вот Тимошихин насмешил, товарищ лейтенант, — ответил за всех Веселов. — Ну–ка, Тимошихин, расскажи товарищу лейтенанту, как ты на медведя охотился.
— Чего ж по два раза одно и то же рассказывать, — возразил тот, отставляя в сторону консервную банку.
— Нет, действительно, Тимошихин, расскажите, — попросил его Ростовцев, чувствуя, что бойцы не прочь послушать еще раз.
Тимошихин по привычке вытащил свою трубку и опять, как уже не раз за сегодняшние сутки, спрятал ее подальше. Медленно, с паузами, он заговорил:
— Это, товарищ лейтенант, давно было. Я еще пареньком тогда бегал, лет пятнадцать тогда мне было… В деревне мы жили. Отец мне ружьишко подарил. Ну, я и баловался, ходил охотиться… В ту пору в наше общественное стадо медведь повадился. Стадо на ночь в загоне держали. Вот он туда и ходил. Придет ночью, задерет корову и уйдет. А на следующую ночь опять является. Ну, и решили мужики подкараулить мишку. Сели в засаду… А я обо всем узнал и тоже решил поохотиться. Потихоньку засел с вечера в кусты у самого загона и жду… Стемнело… Сижу это я и подрагиваю. Как–никак, а одному страшно… И слышу — по кустам трещит. Кажется мне, что лезет кто–то черный. Ну, думаю, медведь. Хотел было деру дать, да ноги со страху не двигаются. Чую, волосы на голове даже шевелятся. И тут только и вспомнил о ружье. Поднял его, да в черное–то как бабахну. Заревел медведь не своим голосом… Тут ко мне мужики сбежались. Я им кричу, что медведя убил и в загон показываю. Они — туда…
Тимошихин замолчал. Слушатели, хотя и знали конец, но напряженно ждали продолжения.
— Ну, а дальше что? — спросил Ростовцев.
— А дальше мне от отца выволочка была. И ружье он у меня отобрал и спрятал.
