Голубовский постепенно пришел в себя. Избегая смотреть на Бориса, он принял сумку и перекинул ее через плечо. Он явно стыдился своего малодушия. Оправив обмундирование, он молча пошел в сторону раненого.
Вскоре, пятясь, подошел пустой состав. Все прошло благополучно, и от налета не пострадал ни один вагон. Однако продолжать движение было нельзя, так как путь впереди, километрах в восьми от этого места, был разрушен упавшей поблизости бомбой.
Ростовцев направился к группе толпившихся бойцов и среди них отыскал Голубовского.
— Ну, старшина, — сказал он весело, — теперь можно, пожалуй, и песни петь…
Все еще смущаясь, Голубовский ничего не ответил.
— Что ж вы скучаете? — продолжал Борис, как ни в чем не бывало. — Серьезно, пойдемте–ка в вагон и продолжим наши музицирования. Кстати, и познакомимся получше. Как–никак, а служить ведь нам придется вместе.
Голубовский нехотя двинулся вслед за Борисом. Сначала он шагал сзади, потом догнал и пошел рядом.
— А жгут раненому вы зря положили, товарищ лейтенант, — сказал он, наконец. В голосе его послышалась неуверенность. Чувствовалось, что ему очень хотелось узнать, как отнесся Ростовцев к его поведению, и не осуждает ли он его теперь. — Не надо было его накладывать. Рана–то пустяковая.
— Так я же не медик, — улыбнулся Борис. — Слышал, что когда кровь идет, нужно остановить, вот и постарался на всякий случай. Надеюсь, особенно плохого не сделал?
— Нет.
Старшина влез в теплушку первым. Борис последовал за ним. Когда Ростовцев, вскарабкавшись, поднимался на ноги, из глубины вагона донеслось слабое восклицание, скорее похожее на вздох. Шагнув вперед, он спросил:
— Что случилось?
Голубовский, до этого что–то рассматривавший на полу, выпрямился.
— Разбили, сволочи! — воскликнул он со слезами в голосе. — Взгляните сами…
На полу лежал баян. Меха его наискось были разодраны пулей. Отверстие зияло неровными развороченными краями. Несколько железных угольников, окаймлявших сгибы, оторвалось. Лакированная деревянная колодка раскололась, обнажив внутренности с погнутыми металлическими проволочками.
Борис приподнял остатки инструмента. Меха от тяжести растянулись без звука, втягивая воздух через широкий разрыв. Получился своеобразный тяжелый вздох.
— Да‑а, — протянул он в раздумье и взглянул на старшину: — Вы сидели как раз на этом месте.
