Лейтенант медленно поднял глаза.
— Ветров?… Юрка Ветров? — переспросил он, внимательно вглядываясь в лицо подошедшего человека. — Неожиданная и приятная встреча… Здравствуй…
Он произнес эти слова обычным голосом, ровным и спокойным. По его виду нельзя было понять, была ли эта встреча для него действительно неожиданной и приятной. Он автоматически пожимал руку Ветрова, а в ушах его все еще стояли горькие женские рыдания:
«…Ноги–то отрезали…»
Стараясь отвлечься, Ростовцев аккуратно сложил газету, перегибая пополам до тех пор, пока она не смогла уместиться в кармане. Потом опять взглянул на Ветрова и улыбнулся, заметив, что тот с недоумением посматривает на его шинель.
— Удивляешься? — спросил он, проведя рукой по колючему сукну отворота.
— Удивляюсь, — кивнул Ветров.
— Чему же?
— Твоему маскараду.
— Это не маскарад, — возразил Ростовцев, качнув головой.
— А что же?
— Одежда военного времени!
Подошел трамвай. Ветров указал глазами в его сторону и спросил:
— Торопишься?
— Нет.
— Тогда постоим?
— Постоим… — Ростовцев наблюдал, как входили и выходили люди. Отыскав среди других фигуры женщин, которые недавно стояли возле него, он следил, как они поднимались на площадку. Ветров, заложив руки с портфелем назад, чертил носком галоши по талому податливому снегу и смотрел под ноги. Когда вагон ушел, а они остались на остановке одни, он задумчиво сказал:
— Я бы не узнал тебя, Борис, если бы не вглядывался в каждого встречного. Все искал кого–нибудь из прежних знакомых. Ты оказался первым. Хотя признаюсь: тебя я меньше всего рассчитывал встретить здесь…
— И меньше всего желал, быть может? — вставил замечание Ростовцев.
— Меньше всего желал? Нет, я даже хотел встретить тебя. Мне кто–то говорил, что ты постепенно завоевываешь себе имя. И сейчас, когда увидел, что лирический тенор одет в шинель лейтенанта, я подумал, что ты репетируешь какую–нибудь новую роль.
Ростовцев снова улыбнулся.
— Ты плохо умеешь отгадывать самые простые истины, — сказал он. — Раньше я имел более высокое мнение о твоих способностях. Говорят, что врачи наблюдательны. Ты врач. И, тем не менее, просмотрел самое главное. Ты забыл, что сейчас — война. Война! — он сделал особое ударение на этом слове.
— Я помню об этом.
— Плохо помнишь. Если бы помнил хорошо, то не удивлялся бы, встречая людей в военном.
Ветров скользнул взглядом по новенькой пригнанной шинели, по петлицам с золотой каймой, по шапке, надетой немного набекрень, и сказал:
