— Чем могу служить?
Мы задали ему примерно те же вопросы, что и председателю Петросовета. Ответы во многом совпадали. О мире и земле он не сказал ничего определенного.
— Ну и бестия, — невольно вырвалось у кого–то из моих спутников, когда мы выходили из кабинета.
Для нас было ясно, что от этого прохвоста, как и от его единомышленника Чхеидзе, ни мира, ни земли не дождешься. Мы до глубины души возмутились, когда, уже будучи снова на фронте, недели через две, узнали, что Скобелев стал министром Временного правительства.
Во второй половине того же дня мы попытались попасть к А. Керенскому. Бывший «трудовик», ставший потом эсером, он выдавал себя за друга крестьянства, сторонника аграрной реформы. Поэтому мы считали очень важным побеседовать с ним, тем более что среди фронтовиков, в основном крестьян, было немало таких, которые считали эсеров чуть ли не спасителями крестьянства.
В приемной нас встретил немолодой, щеголевато одетый секретарь. Попросил подождать. Затем ненадолго скрылся за дверью кабинета своего шефа. Возвратившись, сказал:
— У господина министра сейчас никого нет. Но не знаю, примет ли он вас.
Мы открыли дверь кабинета и у самого порога столкнулись с Керенским.
— Вы ко мне? — нервно дернувшись, спросил он.
— Так точно, к вам, господин министр, с фронта, от солдатского комитета пятьдесят пятой пехотной дивизии, — сказал один из нас.
— Не могу, сейчас не могу принять вас, — визгливо заговорил он. — Видите, все меня ждут. Не могу я сейчас никого принять, уезжаю по важному государственному делу.
В приемной действительно было человек тридцать, не меньше, главным образом женщины. Как только Керенский вышел из кабинета, они почти одновременно вскочили и бросились к нему навстречу с букетами цветов.
— Я к вашим услугам, милостивые государыни. Распоряжайтесь мною, — кокетливо улыбаясь, сказал он. Затем, заложив руку за борт френча, с пафосом произнес: — Вся Россия нуждается во мне. Буквально рвут на части. Господа фронтовики, видите, я занят, сейчас уезжаю. Приходите как–нибудь в другой раз.
Это уже относилось к нам. Наши надежды на беседу с главарем эсеров рухнули. Здесь же в приемной мы узнали, что уезжал он на прием, устраиваемый институтом благородных девиц. Окруженный женщинами, направился во двор, к ожидавшей у подъезда машине, — сутулый, в желтом френче и галифе, по моде земгусаров. Своим стремлением выглядеть солидным государственным деятелем он ставил себя в явно смешное положение. Я видел потом много карикатурных изображений Керенского в нашей печати, при этом всегда хотелось в чем–то дополнить художников. Ведь живой он был еще более карикатурен.
