— Надеюсь, француз посадит машину так, что я смогу взять разгон. Мне понадобятся двести ярдов. И почва нужна твердая.
— Ну и ветер, — сказал Скотт, подставляя спину под его холодные удары. — Вам он здорово помешает?
— Не очень. Скорее поможет при взлете, если не будет слишком порывистым.
— Он может поднять песчаную бурю, — сказал Скотт. — А это нас задержит. Поэтому давайте-ка лучше двигаться. Если удастся, ночью доберемся до эскарпа, — сказал он Куотермейну и стал убирать маскировочные сети с грузовиков. Сэм снял пулеметы со станин и засунул их, не разряжая, под веревки тента.
В темноте нельзя было различить очертаний эскарпа: по одну сторону его высилась какая-то тень — вот и все, что было заметно. А где-то впереди, в сухой долине, вади[7], на изогнутых железных палках ржавели переплетенные ряды колючей проволоки.
— За проволоку не ходите, — предупредил Скотт Бентинка. — А лучше вообще не трогайтесь с места.
— Это почему? В чем дело?
— Да ни в чем. За колючей проволокой минное поле, и никто не знает его границ. А меньше всего тот, кто его минировал.
Скотт сказал это таким странным тоном, что Бентинк сразу заинтересовался. Он спросил, кто минировал это поле.
— Ваш приятель Черч, — разъяснил ему Куотермейн, так как Скотт ничего не ответил. — Любимое минное поле самого генерала Черча.
Скотт ждал, отзовется ли в двадцатилетней душе офицера его величества, летчика Бентинка, неясное эхо того, что здесь прозвучало.
— Это тут был убит муж Люси Пикеринг?
— Пикеринг и многие другие, — сказал ему Куотермейн. — Двадцать два человека, в пятистах метрах от вади.
— Правда, что Пикеринг разгуливал с флейтой за поясом?
— С флейтой? — переспросил Скотт, а потом рявкнул: — Ага, теперь это уже стало флейтой! Раньше говорили, что с губной гармошкой.
— Как же Пикеринг мог допустить такую ошибку?
— Какую ошибку?
— Разве он не сам забрел на это минное поле? — Бентинк с наслаждением жевал дымящееся жаркое, которое приготовил Сэм, и тут же добавил, чтобы сделать ему приятное: — Вы, греки, здорово умеете приготовить любую дрянь.
— Я еврей, а не грек, — поправил его Сэм, не желая получать незаслуженный комплимент. — И Пикеринг не сам забрел на минное поле, а его туда загнали.
— Хватит, — сказал Скотт.
— Пусть знает правду, — настаивал Сэм.
— Перестань, Сэм. Замолчи.
Они не думали больше о Пикеринге, пока не попили чаю. Скотт сказал, что, когда стемнеет, он перейдет через проволочное заграждение. Остальные могут его сопровождать, но точно по его следам, не то угодят на мины. Атыя заявил, что он остается.
