Скотт сидел неподвижно, более неподвижно, чем когда бы то ни было в своей жизни; тело его напряглось словно для прыжка, но с душевной медлительностью было покончено, покончено раз и навсегда.
— Я не думаю, генерал, что смогу взять на себя это поручение.
— Как вы сказали? — генерал даже слегка рявкнул от неожиданности. — Не можете или не хотите?
— Предполагалось ведь, что мне предоставляется право выбора?
— Генерал Уоррен предоставил вам это право.
— Ну вот я и отказываюсь.
— Вы считаете, что это задание невозможно выполнить?
— Нет, почему же? Думаю, что оно выполнимо.
— Тогда, может быть, у вас нет доверия ко мне лично? — желчно спросил Черч.
— Дело и не в этом, — осторожно ответил Скотт, а потом сухо добавил: — Может быть. Не знаю.
— Вы понимаете, от чего вы отказываетесь?
— Да, сэр. Понимаю.
— Тогда вам следовало бы подумать о вашем долге!
— Все зависит от того, генерал, как понимать свой долг, — ответил Скотт резче, чем ему бы хотелось. Он предпочел бы окончить беседу без скандала.
Но генерал заулыбался и потер руки, словно шутка зашла слишком далеко:
— Ну что ж, Скотт, я могу вам разъяснить, в чем состоит ваш долг. Ваш долг — делать то, чего мы от вас требуем. Служить так, как вам надлежит служить. Тут ведь, по сути дела, нет выбора. Пока вы находитесь у меня в подчинении, вы будете выполнять то, что, по моему разумению, вы сумеете выполнить; то, чего мы от вас потребуем. Я только жалею, что вы предпочли служить не как равный, а как человек случайный и подневольный. Но раз так, извольте явиться ко мне завтра утром, в десять ноль-ноль. — На миг Черча прорвало. — Вы дурак! — сказал он злобно. — Мы предоставили вам возможность стать человеком! Досадно, что теперь вам придется только подчиняться приказу, стать простым исполнителем, рядовым солдатом вместо того, чтобы пользоваться властью и привилегиями. Все! Можете идти.
Скотт встал. Он протянул руку за своим поясом. В него был завернут пистолет, он лежал на столе. Скотт стал застегивать пояс.
Теперь он мог себе ответить на мучившие его вопросы: и относительно Гамаля, и относительно Куотермейна, и себя самого, и бессмысленной гибели людей. Он даже знал теперь, почему одни англичане не стреляют в других англичан.
Перед ним сидел генерал. Генерал по-отечески увещевал его, шел на уступки и воздавал ему должное. Он хотел поручить Скотту опасное и героическое дело, требующее величайшей сноровки, лестное для любого человека, отвечающее его глубочайшей потребности проявить себя до конца. Беритесь за него, все в ваших руках, сказал генерал, если вы захотите изменить свое положение в жизни, изменить своему будущему, своим надеждам, своим воззрениям, друзьям, вере, склонностям, классу.
