Грушевский словно оказался в блестящей интеллектуальной гостиной княжны в тот знаменательный вечер. Ольга Николаевна так хорошо изобразила и княжну, и молодого человека, что можно было угадать даже его внешность и голос! Потрясая крупной своей седой головой, Максим Максимович сбросил флер морока и вернулся на вокзал.
— Как его зовут?
— Зиновий Пешков. Странный мальчик, впрочем, все мальчики странные. Сильные страсти, а снаружи кремень. Из таких получаются мужчины с большим и бурным будущим, увы, чаще всего на сцене военной, а не театральной.
— Вы говорите, они любили друг друга, — задумался Грушевский. — Как же они скрывали это? Для князей-родителей это сюрприз.
— О, я им помогала. Это было так увлекательно! Раз они встречались где-то в Озерках, ужасный трактир, странные пьяные люди… Я встретила там Блока, он вечно прячется в таких неприятных местах. Мы весь вечер сидели с ним, а Саломея с Зиновием за другим столиком. Саша тогда и написал свою «Незнакомку» — так его впечатлила наша милая княжна. Помню дату на салфетке: двадцать четвертого апреля. Боже, ведь это совсем недавно было!
Челюсть Грушевского падала все ниже и ниже. Спасибо, рядом был Тюрк, чуждый поэтических восторгов.
— Где он сейчас?
— Кто, Зина? Ах, его арестовали, не знаю за что. Знаю только, что Саломея хлопотала за него, ходила куда-то в правительство. Господин Керн, какой-то страшно большой начальник, то ли при дворе, то ли в правительстве. Саломея бегала к нему на прием. Не знаю, успешно ли, забыла ее спросить.
— Что вы думаете об этом? — Тюрк сунул ей прямо в лицо мятый листок бумаги. Грушевский закатил глаза, в этом весь Тюрк, ни капли такта, ни грамма впечатлительности!
— Что это? — сначала отпрянув от предъявленного документа, как от ядовитой змеи, Ольга Николаевна затем близоруко прищурилась и попыталась прочесть крупный беглый почерк Зимородова. — Взаимная и страстная… Открой ужасную правду, разбитое сердце… Бред какой-то. Это чье и кому?
— Это Зимородов писал к вам, с просьбой открыть Саломее, что вы с ним… что у вас с ним… — Грушевский все слова позабыл.
— Зимородов! Этот ужасный скучный купец? — передернула драгоценными плечами мадам Мещерская-Спиридонова. — Представьте себе, этот сумасшедший преследовал меня. Из-за него я не смогла поехать на свадьбу, ну, и из-за спектаклей, и своего собственного венчания, конечно, тоже. Но я его просто боюсь, дикий человек, варвар! Как увидит меня, так бух на колени, я уж замаялась его поднимать! Отвратительный тип. Какие-то невозможные фантазии о спасении через истинную Любовь, вернее, как он это называл, «влачить бытие» под гнетом невозможной страсти, ну, и так далее, бред! Бррр…
