— Я могу себе чилю купить возле кегельбани. — Миссис Райлли уже направлялась к себе в комнату переодеться. — Ой, дуся, тебе ж еще сёдни письмо с Нью-Йорку пришло. Я его за банку с кофиём засунула. Похоже, от этой Мирны-девочки, потому как кунверт грязный весь и размазанный. И как тока эта Мирна почту в таком виде посылает? Ты же мне сам говорил, что у ее папаши деньжата водятся?
— Вам нельзя играть в кегли, — проревел Игнациус. — Это самое абсурдное, что вы могли предпринять.
Дверь миссис Райлли захлопнулась. Игнациус отыскал конверт и, открывая, разодрал его в клочья. Он вытащил программку летнего кинофестиваля какого-то художественного театра годовой давности. На обороте измятой программы и было написано письмо — неровным угловатым почерком, составлявшим все минкоффское искусство каллиграфии. Привычка Мирны писать не друзьям, а редакторам всегда отражалось в ее приветствии:
Господа!
Что это за странное и пугающее письмо ты написал мне, Игнациус? Как могу я связываться с Союзом Гражданских Свобод, когда ты предоставил мне так мало улик? Я не могу вообразить себе, чего ради тебя мог пытаться арестовать полицейский. Ты же никуда не выходишь из своей комнаты. Я, может, и поверила бы в арест, если б ты не написал об этой «автомобильной аварии». Если у тебя сломаны оба запястья, то как ты смог написать мне письмо?
Давай будем честны друг с другом, Игнациус. Я не верю ни единому слову, присланному тобой. Но мне страшно — страшно за тебя. В твоей фантазии об аресте есть все классические признаки паранойи. Ты, разумеется, отдаешь себе отчет, что Фрейд связывал паранойю с гомосексуальными наклонностями.
— Мерзость! — вскричал Игнациус.
Однако, мы не станем вдаваться именно в этот аспект фантазии, поскольку я знаю, насколько ты предан в своем неприятии какого бы то ни было секса. И все же эмоциональная твоя проблема довольно очевидна. С тех самых пор, как ты провалил то собеседование, когда тебя собирались взять на преподавательскую работу в Батон-Руж (обвинив во всем автобус и прочее — перенесение вины), ты, вероятно, страдаешь от ощущений неудачи. Эта твоя «автомобильная авария» — новый костыль для отговорок за свое бессмысленное, бессильное существование. Игнациус, тебе следует идентифицироваться с чем-либо. Как я тебе уже неоднократно говорила, ты должен посвятить себя жизненно важным проблемам нашего времени.
— Хо-хмм, — зевнул Игнациус.
Подсознательно ты чувствуешь, что должен попытаться объяснить свою неудачу как интеллектуал и борец за идеи, должен активно участвовать в существенных социальных движениях. Помимо этого, приносящая удовлетворение сексуальная встреча очистит твои разум и тело. Тебе отчаянно нужна терапия сексом. Я боюсь — судя по тому, что я знаю о клинических случаях вроде твоего, — что в конце концов ты можешь превратиться в психосоматического инвалида, вроде Элизабет Б. Браунинг.
