— Колесо? Мистер Манкузо — хороший человек. Радовался бы, что он тебя не упёк.
— В моем приватном апокалипсисе он будет насажен на собственную дубинку. В любом случае, немыслимо, чтобы я устраивался на работу. Я в данный момент очень занят своими делом и чувствую, что вступаю в весьма плодотворную стадию. Вероятно, авария сотрясла и высвободила мою мысль. Как бы то ни было, сегодня я совершил много.
— Мы должны заплатить тому человеку, Игнациус. Тебе хочется меня в турме видеть? Разве тебе стыдно не будет, что твоя родная мамуля — за решеткой?
— Не будете ли вы любезны прекратить все эти разговоры о тюремном заключении? Вы, кажется, одержимы этой мыслью. Фактически, вы, кажется, наслаждаетесь, думая об этом. Мученичество бессмысленно в наш век. — Он тихонько рыгнул. — Я бы предложил соблюдать в доме определенные экономии. Неким образом вскоре вы увидите, что требуемая сумма имеется.
— Да я все деньги трачу на еду для тебя и на всё остальное.
— В последнее время я обнаружил несколько бутылок из-под вина, содержимое которых я совершенно точно не потреблял.
— Игнациус!
— Я допустил ошибку, нагрев духовку как-то на днях, прежде чем должным образом осмотрел ее. Когда я открыл дверцу, чтобы поставить внутрь свою замороженную пиццу, меня чуть не оставила без глаз бутылка жареного вина, уже готовая взорваться. Я предлагаю вам направлять в другую сторону некоторое количество денежных средств, вливаемых вами в алкогольную промышленность.
— Постыдись. Игнациус. Несколько бутылочек мускателя «Галло» — и все эти твои побрякушки.
— Не будете ли столь добры пояснить значение слова «побрякушки»? — рявкнул Игнациус.
— Да все книжки эти твои. Грамафон этот. Трубу, что я тебе в запрошлом месяце купила.
— Я расцениваю трубу хорошим вложением капитала, несмотря на то, что соседка наша, мисс Энни, так не считает. Если она снова начнет колотить мне в ставни, я оболью ее водой.
— Завтра же смотрим в газете явления про найм. Ты хорошенько оденешься и найдешь себе работу.
— Мне боязно даже спрашивать, каково ваше представление об «одеваться хорошенько». Я, вероятно, буду превращен в совершеннейшее посмешище.
— Я поглажу тебе красивую белую рубашку, и ты наденешь красивый папочкин галстук.
— Верю ли я своим ушам? — осведомился Игнациус у своей подушки.
— Или так, Игнациус, или я под залог беру. Ты что — хочешь крышу над головой потерять?
— Нет! Вы не заложите этот дом, — обрушил он огромную лапу на матрац. — Все ощущение безопасности, которое я пытался в себе выработать, рухнет. Я не потерплю, чтобы какая-либо незаинтересованная сторона контролировала мое местожительство. Я этого не вынесу. От одной мысли об этом у меня руки обметывает.
