— Но я правда не виноват, Пег, — сказал Том. — Я совсем не виноват. Я даже близко не был около Доби…
— Знаю. Я так всем и говорю. Я и Локки так сказала. Всем.
— Если Локки узнает, что ты сюда приходила, он убьет тебя, — тревожно сказал Том.
— Он пригрозил остричь меня наголо, если застанет с тобой. Но мне теперь все равно.
— Скорей иди домой, пока тебя не хватились.
— А мне все равно…
— Иди, Пег, прошу тебя. И не приходи больше.
— Ничего со мной не случится. Я только хотела на тебя поглядеть…
Больше ничего они сказать не успели: невесть откуда вынырнул Финн и зверем прыгнул на Тома. Они схватились, я бросился разнимать их с помощью Пола Симпсона, случайно проходившего мимо, а тут вдруг появился Локки и потащил прочь Пегги, которая отбивалась и кричала: «Пусти меня, пусти!» Том на мгновение обмяк, потом рванулся вперед и, кажется, был готов вцепиться Финну в горло, но мы с Симпсоном крепко держали обоих. Тогда Финн крикнул Тому: если хочет подраться по-настоящему, пусть приходит завтра в семь вечера в гараж Чарли Касла, только живым он оттуда не уйдет.
— Приду! — ответил Том. — Приду! Приду!.. — Он, казалось, не говорил и не выкрикивал это слово, а выскрежетывал его зубами.
На веранду вышел отец и окликнул, вглядываясь в темноту:
— Что там происходит?
— Ничего! — отозвался я, торопливо увлекая Тома вниз по улице.
Мы обогнули скотобойню и дошли до поросшего кактусами старого городского кладбища, где хоронили своих покойников первые переселенцы. Мы посидели в темноте на чьей-то могиле. Наконец Том сказал: «Не бойся, Кит. Ничего со мной не будет», — и мы зашагали обратно, к дому, зная, что на этот раз объяснения с отцом не миновать.
У нас в столовой стоял большой старинный стол красного дерева, весь точно в крупных рябинах: это рабочие выпрямляли на нем гвозди, когда собирали наш дом (дом был перевезен сюда из другого города вместе с обстановкой). Отец, истый викторианец по складу, строго придерживался не менявшихся десятилетиями привычек, и все в доме знали: если он работает не за своим бюро с откидной крышкой, а за обеденным столом, словно желая иметь со всех сторон свободное поле действия, — быть беде. Мама и Джинни уже легли спать, что тоже было неблагоприятно для Тома.
— Садись, — коротко приказал Тому отец.
Из многолетнего опыта ему было хорошо известно: когда человек сидит, его легче морально подавить, чем когда он на ногах. Том сел.
— А ты, Кит, иди спать, — сказал отец мне.
