— Надежда слабая, — сказал я. — А сейчас ты уже не мог бы передать материалы в прокуратуру?
— Мог бы, но не хочу. У юристов считается дурным тоном предъявлять обвинение задним числом. Страппу это хорошо известно. Видимо, Страпп решил, что как защитник я теперь связан в своих действиях. — Отец усмехнулся довольной усмешкой человека, дорвавшегося наконец до возможности свести давние счеты. — Но это мы еще посмотрим.
— А почему он подает на Уокера, а не на компанию? — спросил Том.
— Тягаться с Австралазийской страховой компанией в городском суде Бендиго ему не по силам, и он это понимает, — объяснил отец. — Но он не прочь потягаться с такой мелкой сошкой, как Дормен Уокер, на сессии окружного суда, в городке, где все у него друзья-приятели. Страпп будет добиваться присяжных, но этого я не допущу.
Я уже знал, что Локки претендует на сумму в пятьсот фунтов — максимальную для компетенции окружного суда. Будь сумма больше, дело подлежало бы разбору в более высокой инстанции и ушло бы из Сент-Хэлена.
— Том, — распорядился отец, — завтра просмотришь Свод отчетов Верховного суда штата Виктория за 1934 год — в декабре, если не ошибаюсь, разбиралась апелляция некоего Филлипса по мильдурскому делу…
Так отец произвел свой первый выстрел в юридической битве, которой суждено было войти в историю нашего города в качестве выдающегося, но отчасти и прискорбного события. По ходатайству Дж.Б.Страппа дело было назначено к слушанию во время февральской сессии суда. Таким образом, у сторон оставалось достаточно времени, чтобы хорошо подготовиться к нему. А у Тома и Пегги — чтобы допустить еще не одну неосторожность.
Джинни узнала обо всем от одной из своих одноклассниц и, придя домой, тут же накинулась на Тома:
— Безобразие! Не нашлось для тебя девушек в городе, кроме Пегги Макгиббон?
— Тебя это не касается! — отрезал Том.
— Нет, касается…
— Заткнись сейчас же! — рассвирепел Том.
— Отец убьет тебя, если узнает.
— Меня не так легко убить, — сказал Том. — А что, собственно, ты нашла плохого в Пегги?
— Ничего. — Розовое лицо Джинни стало кирпично-красным от волнения. — Но тебе она не пара. Нельзя быть таким эгоистом. Ты забыл, как Локки оскорбил отца на карнавале в пользу больницы? А теперь будет суд, и там они сцепятся не на жизнь, а на смерть. Надо и об отце подумать. Из-за тебя ему будет во сто раз труднее.
Тому, видно, такой поворот не приходил в голову, да и мне, признаться, тоже; но сейчас мы оба почувствовали, что Джинни права. Лицо Тома все показывало с ясностью волшебного фонаря: слова Джин разбередили его совесть, и теперь в нем шла тревожная работа мысли. Неужели любовь может быть так эгоистична? Да, может; сомневаться не приходилось.
