— А вам-то что? Вы мне не отец, поэтому забейте на это.
Враждебность подростка пугала Каттера. Но вместо того чтобы уйти, Каттер подошел к ящику с баскетбольными мячами, вытащил из него один мяч и сел на него.
— Не имею ни малейшего понятия, как по-отечески обращаться с подростком. Мой старик ушел, когда я был ребенком.
Эммануэль бросил на него уничтожающий взгляд:
— Да? — Он сделал бросок в прыжке и промазал. — Сейчас расплачусь.
Каттер нахмурился:
— Я также слышал, что тебя уволили из магазина автозапчастей из-за твоей выходки.
На этот раз Эммануэль, не обращая внимания на Каттера, продолжал стучать мячом по площадке.
Каттер попробовал снова:
— Я здесь, чтобы предложить тебе работу.
— Мне не нужна ваша подачка.
— С твоим досье будет нелегко устроиться.
— Ну и что? — Эммануэль сделал прицельный бросок, мяч ударился в щит, и звук эхом отозвался по всей площадке.
Какая-то часть Каттера была готова сдаться. Ему это было не нужно. Но сейчас настало самое время, чтобы перейти на новый уровень и встать выше своих эмоций. По крайней мере, постараться стать лучше.
Вздохнув, Каттер сказал:
— Легко винить себя, когда кто-то из родителей бросает семью.
Рука Эммануэля на мгновение потеряла мяч, но он быстро пришел в себя.
Каттер определенно набрал очки своим комментарием.
— Я был ребенком, когда мой отец ушел, — продолжил он, чувствуя себя глупо. — И еще очень долго думал, что, будь я лучше, он бы остался… Послушай того, кто это пережил. Злость съест тебя, если ты ей позволишь. — Подросток продолжал играть с мячом, и Каттер не был уверен, слушает тот его или нет. — Я позволил гневу одержать верх над собой, когда врезался в Честера, и сломал свою гоночную карьеру. — Забавно, но это не причиняло такой боли, как потеря Джессики. Каттер разочарованно провел рукой по волосам. — Это не геройский поступок.
Стук мяча заполнил тишину. Эммануэль по-прежнему отказывался воспринимать его присутствие. После нескольких минут молчания Каттер поднялся на ноги. Он сказал то, что хотел, сделал свое предложение. Теперь решение было за подростком.
— Я оставлю свой номер в Клубе на тот случай, если ты передумаешь, — сказал Каттер.
Пытаясь работать, Джессика, с опухшими от недосыпания и слез глазами, сидела в своем кабинете за столом, окруженная россыпью использованных салфеток.
Прошло ровно семь дней, как Каттер ушел, и большую часть времени она проплакала. Она копила эти слезы тринадцать лет и, начав плакать, уже не могла остановиться.
