— Хотел бы я знать, что делается на аэродроме. Надеюсь, ребята не оставались в палатке, — сказал Квейль.
Из подъезда гостиницы вышел Хикки. Он не вставал с постели во время налета. Подойдя к летчикам, он сказал:
— Судя по звуку, были разрывы недалеко от аэродрома.
— Или на самой площадке, — сказал Брюер. Он был красный с головы до ног от засыпавшей его глины, — он лежал поодаль от других.
— Надо поехать туда, — сказал Хикки.
Они сели в автобус и поехали на аэродром, лавируя между воронками. По дороге они видели раненых, которых выносили из разрушенных домов; жителей, из которых одни плакали, а другие бесновались от злобы и бегали взад и вперед, неизвестно куда и зачем; исковерканные останки автомобилей, нагроможденные кучей, и дым, вырывавшийся из горящего белого дома вблизи ресторана, в котором были выбиты все окна и сорваны два столба на веранде. Такая картина была всюду по дороге на аэродром, и всюду на дороге зияли воронки.
Когда автобус остановился, Уайтер, старший сержант, подошел к Хикки.
— У вас все благополучно? — спросил он.
— Все. А у вас?
Летчики вышли из автобуса.
— Два из них, — рассказывал Уайтер, — подошли совсем близко. Сбросили бомбы на аэродром, несколько осколков попало в палатку. И больше ничего. С их меткостью не попадешь даже кулаком в стену.
На площадке кое-где чернели воронки, но «Гладиаторы» стояли далеко в стороне, на большом расстоянии друг от друга.
— На этой бомбежке мы заработали пару овец, — сказал Уайтер. — Их убило волной и отшвырнуло прямо нам в руки. Старик пастух прямо рыдал от горя, и мы купили у него убитых овец за сто драхм.
— Как вы вообще тут живете? — спросил Хикки.
— Ничего, с одеялами плохо, но кое-как устроились, Когда должны доставить продовольствие?
— Обещали сегодня.
— На самолете?
— Не думаю, — сказал Хикки. — А у вас уже ничего нет?
— Ничего. Приходится покупать хлеб и мясо в деревне.
— Черт знает что! — возмутился Хикки. — Я поговорю сегодня об этом с Афинами.
— Мастере очень страдает от язв, которые он нажил в пустыне, — сказал Уайтер.
— Он здесь?
— Да, сэр.
Уайтер позвал Мастерса, бледного юношу с гладкими черными волосами и мягкими чертами лица. Вид у него был совсем больной. Кисти его рук были неумело забинтованы, и он двигал ими с таким трудом, как будто повреждена была вся рука до плеча.
— Как дела, Мастере? — спросил Хикки.
— Ничего. Вот только не могу свободно двигать руками, — ответил он.
— А что если съездить к доктору Андерсону?
