За столом избегали говорить о политике. Хозяева не знали, как относиться к Квейлю. Они не знали, насколько можно доверять человеку в военной форме, да к тому же еще англичанину. У англичан есть странная черточка — холодный патриотизм, который на самом деле вовсе не холоден, а наоборот, не знает меры. На них никогда нельзя положиться. Поэтому за столом не говорили о Метаксасе и других делах, хотя Лоусон именно для этого и привел сюда Квейля. Но Квейль ничего не имел против, ему довольно было девушки. Лоусон тоже относился к ней далеко не безразлично; Квейль это сразу заметил. Отец и брат девушки видели все. Отца это забавляло, а Астарис усмехался. Он не проронил ни единого слова, пока Квейль и Елена обменивались пустыми замечаниями. А потом начал спор с отцом на родном языке, конец которому положила госпожа Стангу.
— Вы уж извините их. Они все время спорят, — сказала она.
— Ну что ж, это очень хорошо, — возразил Квейль.
— Не совсем! Они слишком расходятся во взглядах, а ведь они отец и сын.
— В чем же вы расходитесь? — спросил Квейль. Его начали злить их упорные старания избежать политического разговора.
— Было бы невежливо обсуждать наши дела в вашем присутствии, — ответил Астарис.
Квейль назвал это политической трусостью, и они были не столько обижены, сколько озадачены его словами.
— Греков в этом упрекать нельзя, — вспыхнув, сказала девушка.
— Прошу прощения, — поспешил поправиться Квейль.
— Мы не можем и не хотим рисковать, — сказал Астарис. И оттого, что он в первый раз за весь вечер поднялся с места и принялся шагать по комнате, он уже не казался таким тщедушным, скорее наоборот — здоровым и сильным.
— Вполне согласен, — ответил Квейль, чтобы показать им свое сочувствие.
Разговор оборвался. Девушка встала и вышла. Квейль обратил внимание на ее медленную, слегка качающуюся походку и волнообразное движение плеч. После некоторого молчания Лоусон спросил Стангу, что говорится в вечерней сводке греческого командования.
— Они стоят у Корицы, мы захватили высоту, которая дает нам возможность овладеть городом в течение суток или даже, как сообщалось вчера…
Квейль поднял глаза и увидел девушку, спускавшуюся по лестнице в прихожую; на голову она накинула шарф или крестьянский платок: он отсюда не видел.
— Я иду поговорить по телефону, — сказала она по-английски, обращаясь к матери.
Квейль вскочил и поспешил в прихожую.
— Я провожу вас, — сказал он и взялся за пилотку.
— Не стоит. Тут недалеко, — ответила она. Она все еще была сердита.
