Тайна древнего замка | страница 31
– Нет.
– Как ты это делаешь, Клэр? Как тебе удается победить страх?
– Очень просто. В моей жизни было слишком много страха, и в какой-то момент мое тело отказалось испытывать это чувство. Во мне не осталось и капли страха – он весь вышел из меня, когда я сидела на могиле Агапета. Если ты боишься, Эстульф, то приходи ко мне. Тебе не найти человека, который знал бы о страхе больше, чем я. И боялся меньше, чем я. Я не знаю, сколько дней жизни мне осталось, но эти дни не будут принадлежать ни ужасу, ни мыслям о Господе. Только мне.
На следующий день было воскресенье, и мы отправились в деревушку Арготлинген у подножия горы, на которой стоит наш замок. По традиции при особых для графской семьи событиях – таких, например, как появление нового графа, – он должен раздать народу милостыню. Но Эстульф хотел большего. После воскресной службы он раздал собравшимся деньги, но этим не ограничился. Он попросил крестьян рассказать ему о своих бедах, если это несчастья, в устранении которых может помочь граф. Такого я еще никогда не видела. Около тридцати мужчин и женщин стояли вокруг нас и молчали. Я видела женщин, выглядевших лет на десять старше меня и при этом державших на руках младенцев; старцев, дряхлых, как Лазарь; я видела запавшие глаза детей, руки мужчин, тонкие, как виноградная лоза; видела изношенную одежду и рваные сандалии. Деньги, которые шли на ведение «сладкой войны», как любил называть ее Агапет, шли от крестьян, кроме того, это крестьянские сыновья отправлялись в походы. Война явно не была усладой для тех, кто страдал от нее в наибольшей мере. По меньшей мере десяток крестьян могли бы поведать нам о своих горестях и напастях, но люди словно онемели после тысячелетнего молчания.
Эстульф повторил свой вопрос, ободряя крестьян, но те лишь смиренно опустили головы. Эти крестьяне всегда с уважением относились к доброжелательному распорядителю замка, теперь же, когда он стал графом, люди испытывали к нему чуть ли не благоговение и не отваживались заговорить с ним. Только деревенский священник в конце концов решился высказать свою просьбу – он хотел поставить в арготлингской часовенке маленькую резную статую Богородицы. О помощи просила мать наша церковь, которой все платят десятину, вот только она не передает деньги крохотным деревенским церквушкам, и им приходится обращаться к дворянам. Эстульф пообещал выполнить просьбу священника, но я чувствовала, что мой муж расстроен тем, как прошло собрание. Он рассчитывал на совершенно иной исход.