– Сережа, – Ариадна осторожно проводит по его рукаву острым ноготком, – Музыка кончилась.
Спохватившись, Малышев останавливается и целует даме сердца ручку – долго, со значением.
– Душновато, – вздыхает дама, – Пить хочется…
– Так пойдемте, чего-нибудь выпьем, – галантно предлагает Малышев.
* * *
– Олежек, – Анне, наконец, удается поймать вечно исчезающего мужа, – поди сюда на минуточку!
Олег подходит – бодрый, взъерошенный. Нет, ей определенно не нравится его вид.
– Все же что-то случилось, – то ли спрашивает, то ли утверждает она.
– Ну, с чего ты взяла? – мягко удивляется он – тем, самым волшебным из своих голосов, которому она никогда не может противиться.
– Ты говорил с Железновой, со Щегловым, с Шевелевым. Ты даже сейчас умудряешься работать.
– Я всегда работаю, Анюша…
– И потом, я должна тебе сказать… Только не смейся, ладно? Я вчера была у гадалки…
– Что?!
Старцев потрясенно смотрит на Анну. Он привык считать ее абсолютно трезвомыслящей женщиной, чуждой всякого рода женским суевериям: она не читает астрологические прогнозы, не верит в приметы и никогда не гадает.
– Да. Не перебивай, пожалуйста. И она мне сказала…
– Какая гадалка? Как ты к ней попала?
Немного поколебавшись, Анна все же сознается:
– Меня Зоя отвела.
Ага. Понятно.
Зоя Миркина, приятельница Ани по консерваторским годам, была в доме Старцевых гостем редким, но удивительно неприятным. Она привыкла смотреть на бывшую подружку свысока, как на потерянного для жизни человека. Единственная наследница известной музыкальной фамилии, подававшая изрядные надежды, Аня в самом начале многообещающей карьеры вдруг взяла да и вышла замуж за какого-то министерского хлыща. И, забросив музыку, с головой ушла в семейную жизнь – в жизнь мужа и детей.
То, что министерский хлыщ спустя годы стал влиятельнейшим бизнесменом, то, что свою семью Анна считала счастливой и крепкой, а жизнь – удавшейся, значения не имело. Ибо, по мнению Зои Миркиной, в Аниной судьбе не было главного – настоящих страстей и творческой самореализации.
У Зои-то было все. Муж-саксофонист, профессиональный алкоголик, изгнанный из всех приличных коллективов столицы, играл по кабакам, пропивая заработанное и регулярно устраивая жене опереточные скандалы на почве ревности. Детей не случилось. Сама Зоя служила в Московской областной филармонии – пилила виолончель в глубине оркестра. Но зато у нее была творческая самореализация и целый штат любовников – мачо в концертных фраках. Жизнь, значит, удалась.
