Однако и он был встревожен. Именно из-за Манча. «Крепость любой цепи зависит от ее самого слабого звена, — подумал он. — Авось остальные не перетрусили и продержатся до конца, иначе и в самом деле скверно придется».
— Хорошо еще, что сам я убежден в успехе. — Лиммат выглянул в коридор. Маарен невозмутимо стоял на часах, это успокоило Лиммата. — Если бы вел переговоры ты, они бы уже атаковали нас. По твоему голосу ясно, что ты колеблешься. А ведь как шеф тебя расписывал! Говорил, без Манча и не беритесь: если он с вами, все удастся!
— Так и сказал? — немного ободрился Манч. Лиммат, пристально посмотрев на него, кивнул.
— Да. Но теперь я сомневаюсь в его словах.
— Не сомневайся! Я уже в порядке. — Манч встал и направился к двери. — Сменю Маарена.
— О’кей! И пришли сюда Катарину.
В четыре часа семнадцать минут на столе секретарши зазвонил телефон. Лиммат ухмыльнулся. Катарина подошла ближе. Ей тоже хотелось слышать разговор.
— Говорит полковник Эберт. Вы обдумали?
— А вы? — Последовала пауза, потом Лиммат снова заговорил: — Мы должны вылететь за границу, полковник. Думаю, вы не впервые руководите такой акцией, не так ли? Значит, вам ясно: после того что произошло в институте, нам нельзя оставаться в стране!
— Ваши интересы нас не волнуют. Мы не можем принять их во внимание.
— А придется! Условия диктуют именно наши интересы! Или рассчитываете, что мы поднимем руки и промаршируем в ваши объятья, а?
— Нет. Но о загранице не может быть и речи!
— А о самолете?
Эберт помолчал, потом медленно, обдуманно ответил:
— Может.
— Отвечайте определеннее!
— Да.
— О’кей! Мы это обмозгуем. А что с деньгами?
— Даем десять миллионов. Банки уже закрыты.
— Не смешите меня, полковник! Такие деньги приносят не из банков. Для подобных случаев есть специальные резервные фонды. Тридцать миллионов франков, полковник!
— Десять.
— Не унижайтесь, полковник! Мы оба рождены не для торга.
— Десять миллионов.
— Значит, торгуетесь? Тридцать!
— Сойдемся на половине, — предложил Эберт.
— Двадцать пять. Это мое последнее слово! — чуть помолчав, сказал Лиммат.
— Предлагаю двадцать.
Новая пауза. Лиммат и Катарина переглянулись. Казалось, в эти секунды даже воздух сгустился.
— О’кей! Пусть будет двадцать, но, как я сказал, бывшими в употреблении банкнотами. Доставьте их в самолет!
— Хорошо. — Голос Эберта звучал бесстрастно. Вожак террористов не уловил в нем ни усталости, ни волнения. — А теперь о заложниках.
— Оставим пока заложников! У нас есть новое требование.
