Этот бревенчатый сруб в бывалые годы раза три в зиму оживал золотыми огоньками, отогревался мужичьим духом и большой железной печкой, наполнялся волнами плохого ладанного дыма и терпким запахом жженного вереску. В эти дни сверху наезжал поп.
Бабы разогревали сруб, скребли, мыли. Иной раз навезут пихтачу, устелют пахучими ветками неровный пол. Пойдет беседа с господом-богом, а потом гулянка: дня на три.
В этот год попа к благовещенью не ждали. Старый поп из ближнего прихода (а ближний приход за сто верст) еще перед рождеством представился. Новых попов перестали слать из Якутска с самого того времени, как двинулась с места Русь, а за нею, слышно было, и Сибирь.
Службы не бывало. А вместо велелепного богослужения в прошедшее рождество угомоздился у престола кривоногий Парамон Степаныч, бывший трапезником в волостном селе (где церковь, где приход) и понимавший мало-мало обиход с господом-богом.
Парамон Степаныч и в благовещенье прицеливался переговоры с богом от всего Варнацка вести. Но за три дня до праздника, когда бабы отапливали сруб и таскали туда воду для мытья полов, проходил мимо поручик, заинтересовался:
— Это что-же, богослуженье предстоит?
— Да! ради праздничка!
— И священник приедет? — оживленно спросил Канабеевский.
— Нет. Священника не будет. Парамон Степаныч тут у нас есть, мастак. Он заместо священника...
Поручик вошел в сруб, поглядел, повертелся деловито возле икон.
Выходя оттуда, он сказал бабам:
— Пошлите ко мне этого вашего Парамона Степаныча. Немедленно!
Ушел Канабеевский к себе домой степенно, над чем-то задумавшись.
Был задумчив у себя в избе. Порылся в сумках, досадливо покачал головою: не нашел, видно, того, что искал.
Парамон Степаныч пришел скоро. Влез он в избу, широко расставив ноги, прошел к поручику и, ухмыляясь широким ртом, басом сказал:
— Зравствуй-ка! Звать бабам приказывал?.. Вот он-я!..
— Ты — Парамон? Это ты тут вместо священника орудуешь?
— Я, — ухмыльнулся Парамон Степаныч. — Мало учен, а то и совсем бы хорошо!..
— Ты думаешь, что это хорошо? — нахмурился Канабеевский. — Напрасно!.. Вот ты такой — неграмотный, грязный, да поди еще и пьяница — а лезешь богослуженье совершать!.. Это — хамство! Понимаешь, хамство!..
Парамон Степаныч несколько раз мигнул оторопело, переступил тяжело с ноги на ногу и вздохнул.
Поручик прошелся по комнате, отшвырнул подвернувшуюся под ноги табуретку и круто остановился перед Парамоном Степанычем.
— Ну, как же ты молишься? Как же ты смеешь вместо священника к алтарю лезть?
