Небольшие отрывки из записок Сегюра были сообщены на русском языке в Сыне Отечества 1827 года, № 1 и 2, и 1840 г. ч. VI; более обширный отрывок, именно эпизод путешествия на юг России, помещен в Отечественных Записках Свиньина, ч. 31–35, 1827 г., в вольном переводе и с значительными пропусками. Мы передали здесь большую часть записок Сегюра, то есть все описание пребывания его в России от приезда в Петербург до выезда в Варшаву. Значительная часть первого тома, не переведенная нами, посвящена его юности и описанию военных действий в Америке; конец второго, после описания выезда из России, заключает в себе краткий рассказ пребывания в Варшаве и в Париже в 1790 году, на котором и прервались записки.
Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II
(1785–1789)
На пути до Риги я не встретил ничего замечательного. Это город укрепленный, многолюдный, торговый, более похожий на немецкий или на шведский, нежели на русский. Я пробыл в нем несколько часов и скоро проехал 565 верст, отделяющих его от С. Петербурга. Дорога была прекрасная; я проехал несколько красивых городов и много селений; везде на станциях были покойные гостиницы, и давали хороших лошадей. Под серым небом, несмотря на стужу, доходившую до 25°, повсюду можно было видеть следы силы и власти и памятники гения Петра Великого. Счастливо и отважно победив природу, преобразил он эти холодные страны в богатые области и над этими вечными льдами распространил плодотворные лучи просвещения. Я был приятно поражен, когда в местах, где некогда были одни лишь обширные, бесплодные и смрадные болота, увидел красивые здания города, основанного Петром и сделавшегося менее, чем в сто лет, одним из богатейших, замечательнейших городов в Европе.
10-го марта 1785 года я прибыл в дом, нанятый для меня г-м де-ла-Колиньером[1]. Немедленно стали мы с ним обдумывать, что нужно сделать, чтобы скорее увидеть эту необыкновенную женщину, знаменитую Екатерину, которую князь де-Линь оригинально и остроумно называл: Екатериной Великим (Catherine le grand).
Узнав час, в который я мог представиться к вице-канцлеру графу Остерману[2], я вручил ему депешу, полученную мною от Верження[3], и просил его испросить мне аудиенцию у императрицы, чтобы представить мои кредитивные грамоты ее величеству. Государыня велела мне сказать, что примет меня на следующий день; но она тогда была нездорова; болезнь ее продолжилась дней на восемь или на десять и отсрочила мою аудиенцию. По этому я имел более досужного времени, нежели хотел, чтобы перетолковать с Колиньером о положении дел и о разных лицах, действующих на том обширном поприще, на которое я должен был вступить.
