пройти сквозь лесные чащи.
Лилию я послал бы,
только, боюсь, в дороге
Промочит она в болотах
полы белого платья.
Когда поднимаюсь в горы -
невесело мне и тяжко,
Хочу к воде опуститься -
но это еще труднее.
Ноги мои слабеют,
не повинуясь телу,
Сердце мое в смятенье,
и на душе тревожно.
Я поступаю так же,
как в древности поступали:
Взглядам своим и мыслям
не изменю вовеки -
Пусть мне судьба готовит
новые испытанья.
Пока золотое солнце
не скрылось за горизонтом,
Медленно и одиноко
вновь побреду я к югу.
Мысли мои отныне
обращены к Пэн Сяню.
Жалею о днях, когда я
пользовался доверьем,
Внимал повеленьям князя,
старался прославить эпоху.
Я говорил народу
о славных деяньях предков,
Старался сделать законы
ясными и простыми.
Когда закон установлен -
страна сильна и богата,
Когда управляет мудрый -
страна крепка и спокойна.
И если держать в тайне
княжеские секреты,
То, пусть ты и ошибешься,
никто тебя не накажет.
Знаю, чиста моя совесть,
тайны не выдавал я,
И все ж клевета и зависть
настигли меня внезапно.
Был на меня обрушен
тяжкий гнев государя,
Хотя он и не проверил
дела мои и поступки.
Разум его затмился -
он был ослеплен льстецами,
Был он обманут ложью,
слухами и клеветою.
Не захотел разобраться
в сути всех обвинений,
Сослал меня на чужбину
и позабыл об этом.
Лжи он поверил грязной,
и клевете поверил,
И, воспылавший гневом,
на смерть меня отправил.
Верным слугою был я -
и ни в чем не виновен,
За что же я оклеветан,
за что я терплю обиды?
Тот, кто стыдится света, -
пользуется темнотою,
Но я и в далекой ссылке
всегда готов защищаться.
Лицом обратившись к рекам -
к глубинам Юань и Сяна, -
Готов, ни на миг не колеблясь,
броситься в глубь потока.
Пусть я потерпел неудачу
и слава моя погибла -
Мне жаль, что еще доныне
прозреть государь не может,
Что он нарушил законы
и, ничего не проверив,
Дал сорнякам бесстыдным
глушить ароматные травы.
Я искренним был слугою,
хотел открыть свои чувства,
Я думал: лучше погибнуть,
чем жить на земле без пользы.
И если еще колеблюсь,
то лишь по одной причине,
Которая мне мешает
выбрать эту дорогу.
Слыхал я, что в долгом рабстве
жил Байли Ци * когда-то,
Что даже И Инь * порою
стряпал обед на кухне.
Мудрый Люй Ван *, мы знаем,
был мясником на рынке,
Нин Ци *, распевая песни,
волов погонял ленивых.
Но, если бы им не встретить
Чэн Тана или У-вана,
Разве б их знали в мире,
разве б их вспоминали?
Верил один правитель
клеветникам ничтожным,
