Но вот часов около двух дня послышался легкий стук, крышка центрального люка открылась, и тот, кого я так нетерпеливо ждал, появился на палубе.
Должен признаться, что он обратил на меня не больше внимания, чем его помощники. Он подошел к рулевому и занял на корме его место. Они вполголоса обменялись несколькими словами, после чего рулевой спустился в машинное отделение.
Окинув взглядом горизонт, капитан посмотрел на компас, стоявший перед штурвалом, слегка изменил курс, и скорость «Грозного» возросла.
Этому человеку было на вид лет пятьдесят с небольшим. Среднего роста, широкоплечий, он держался еще очень прямо. У него была большая голова, коротко остриженные волосы, с проседью, но не седые, лицо бритое, без усов и бакенбард, только с густой бородкой по-американски; мускулистые ноги и руки, массивная челюсть, широкая грудь; постоянно сдвинутые брови выдавали человека сильного характера. Да, это был человек могучего сложения и железного здоровья; горячая кровь пульсировала под его загорелой кожей, - это чувствовалось с первого взгляда.
Он был одет так же, как и его спутники: непромокаемый плащ поверх куртки, на голове шерстяной берет.
Я внимательно смотрел на него. Он не избегал моего взгляда, но вместе с тем выказывал по отношению ко мне какое-то странное равнодушие, словно у него на борту и не было постороннего человека.
Надо ли мне добавлять, что в командире «Грозного» я узнал второго из двух незнакомцев, подстерегавших меня возле моего дома на Лонг-стрит!
И уж если я узнал его, то, вне всякого сомнения, он тоже узнал во мне главного инспектора Строка, которому поручено было проникнуть в котловину Грейт-Эйри.
По мере того как я разглядывал его, мне начало казаться (эта мысль не приходила мне в голову прежде, в Вашингтоне), что я уже где-то видел эту характерную физиономию. Где же? Не то в картотеке бюро расследования, не то в витрине какого-то фотографа.
Но это воспоминание было так смутно... Нет, должно быть, меня просто обмануло сходство.
Что ж, если его спутники были столь неучтивы, что не ответили на мои вопросы, быть может, он окажется любезнее? Я не был уверен в том, что он мой соотечественник - американец, но ведь мы говорим с ним на одном языке. Только бы он не притворился, что не понимает меня, - это самый легкий способ избежать необходимости отвечать.
Что же он думает со мной сделать? Может быть, он хочет избавиться от меня и ждет лишь наступления темноты, чтобы выбросить меня за борт? Ведь и то немногое, что я о нем знаю, может сделать меня опасным свидетелем в его глазах. Да, но в таком случае, не лучше ли ему было оставить меня висеть на конце якорного каната? Это избавило бы его от лишних хлопот.
