Рассуждая так, дядюшка то открывал, то закрывал старинную книгу.
Я не нашел ничего лучшего, как спросить его, что же это за книга, хотя она и мало меня интересовала.
- А каково же заглавие этой замечательной книги? - спросил я лицемерно.
- Это сочинение, - отвечал дядюшка, воодушевляясь, - носит название «Хеймс-Крингла», автор его Снорре Турлесон, знаменитый исландский писатель двенадцатого века! Это история норвежских конунгов, правивших в Исландии!
- Неужели? - воскликнул я, сколько возможно радостнее. - Вероятно, в немецком переводе?
- Фу-ты! - возразил живо профессор. - В переводе!.. Что мне делать с твоим переводом? Кому он нужен, твой перевод? Это оригинальный труд на исландском языке - великолепном, богатом идиомами и в то же время простом наречии, в котором, не нарушая грамматической структуры, уживаются самые причудливые словообразования.
- Как в немецком языке, - прибавил я, подлаживаясь к нему.
- Да, - ответил дядюшка, пожимая плечами, - но с той разницей, что в исландском языке существуют три грамматических рода, как в греческом, и собственные имена склоняются, как в латинском.
- Ах, - воскликнул я, превозмогая свое равнодушие, - какой прекрасный шрифт!
- Шрифт? О каком шрифте ты говоришь, несчастный Аксель? Дело вовсе не в шрифте! Ах, ты, верно, думаешь, что книга напечатана? Нет, глупец, это манускрипт, рунический манускрипт!..
- Рунический?
- Да! Ты, может быть, попросишь объяснить тебе это слово?
- В этом я не нуждаюсь, - ответил я тоном оскорбленного человека.
Но дядюшка продолжал еще усерднее поучать меня, помимо моей воли, вещам, о которых я и знать не хотел.
- Руны, - продолжал он, - это письменные знаки, которые некогда употреблялись в Исландии и, по преданию, были изобретены самим Одином![4] Но взгляни же, полюбуйся, нечестивец, на эти письмена, созданные фантазией самого бога!
Вместо того чтобы ответить, я готов был упасть на колени, - ведь такого рода ответ угоден и богам и королям, ибо имеет за собой то преимущество, что никогда и никого не может обидеть. Но тут одно неожиданное происшествие дало нашему разговору другой оборот.
Внезапно из книги выпал полуистлевший пергамент.
Дядюшка накинулся на эту безделицу с жадностью вполне понятной. В его глазах ветхий документ, лежавший, быть может, с незапамятных времен в древней книге, должен был, несомненно, иметь очень большую ценность.
- Что это такое? - воскликнул дядюшка.
И он бережно развернул на столе клочок пергамента в пять дюймов длиной, в три шириной, на котором были начертаны поперечными строчками какие-то знаки, достойные чернокнижия.
