Больше никто ничего не сказал.
Матрена вдруг встала, вытерла рукавом глаза и низко поклонилась Петушкову, потом остальным.
— Спасибо вам, товарищи, за компанию, за доброту вашу. Низкое спасибо!
— Ты что? — испуганно спросил ее Петушков.
— Нельзя мне! — строго сказала Матрена. — Назад пойду. Мои последний запас едят.
— А... а хлеб как же? Что ж привезешь домой?
— Уж как есть. Обменяю где-нибудь или выпрошу за ради Христа.
— Ну, иди! — тихо сказал Петушков и нерешительно обвел глазами спутников. — А мы еще пойдем... немного...
Матрена взялась за тачку и вытащила ее на дорогу.
— Может, покойникам хлеб привезу... — сказала она, — а все идти надо.
— Прощай, Матрена! — негромко сказал Тарас. — Тебе надо дойти.
— Авось дойду! — вздохнула шахтерка.
Тачечники долго смотрели ей вслед. Вот она скрылась...
— Ну-с! — как можно веселее сказал парикмахер и вдруг увидел лицо актера. Тот сидел, закрыв глаза; дряблый подбородок его отвис и дрожал мелко и часто.
«А он не дойдет! — испуганно подумал парикмахер. — Он никуда не дойдет».
— Вам что, плохо? — сочувственно спросил он, осторожно трогая актера за плечо.
— А? Да... Извините... Ослаб! — сознался актер. Он попытался, как всегда, улыбнуться, но улыбка не вышла. Он виновато развел руками. — Вот ведь подлость какая! А? Извините…
Он извинялся за свою немощность, а Петушков вдруг в первый раз почувствовал свою вину перед ним и перед всеми. «Что же я тащу их, старых людей, неведомо куда? Может, и нет на свете неразоренных сел?»
«А какая хорошая мечта была? Красивая!» — пожалел он и, вздохнув, сказал:
— Ну что ж! Зайдем в ближнее село. Поглядим!
Ближнее село оказалось большой, полупустой станицей. Много хат было заколочено досками, крест-накрест, еще больше стояло без крыш и дверей, словно лежали среди села трупы непогребенных.
Парикмахер выбрал хату побогаче и постучал в окошко. Выглянула женщина с добрым и больным лицом. Увидев тачечников, она грустно покачала головой.
— Войти можно? — вежливо спросил парикмахер.
— Та можно! — ответила женщина и отперла калитку.
Они вкатили свои тачки в широкий и пустой двор, весь усыпанный желтой листвой, как ковром.
— Ну вот! — весело сказал парикмахер. — Принимай купцов, хозяйка!
— Купцы пришли, а покупателей черт ма! — грустно ответила баба.
— Нет, ты товар погляди, товар! — закричал Петушков. — Ну, давайте! — и обернулся на актера. Тот обессиленный опустился на тачку.
— Что же вы? — шепотом спросил его парикмахер. — Давайте!
